Я поднялась на ноги и побрела к дальнему заборчику, где стоял небольшой
фонтан. Он также зарос травой, а камень местами одолел мох. Я поняла, что меня
больше не волнует, в каком состоянии дом и двор. Я выплеснула все свои эмоции, и чувствовала лишь пустоту, что также не предвещало ничего хорошего. Но сейчас меня это
вполне устраивало, лишь бы не чувствовать раздирающую боль в груди.
Пришлось оторвать край рубашки и перевязать обе ладони. Без связи теперь раны заживут нескоро, и заражение мне сейчас не к чему. Подняв с земли осколок от разбитого садового гнома, я аккуратно вырыла кусок почвы с травой возле фонтана и отложила в сторону. Это было моим потайным, никому неизвестным, местом еще в детстве. Отыскав нужный участок в бетоне, я ухватилась за выступ и не без труда вытащила массивный кусок камня. И как я только это делала в семь лет? Удивительно! За бетоном оказалась ожидаемая пустота, не очень большая, но хватало, чтобы надежно спрятать какую-нибудь вещь. Алмаз принес циферблат от часов и выпустил из пасти на землю.
– К сожалению, он не влезет, Алмаз. И его я не хочу прятать. Эту часть я собираюсь подарить одному человеку.
Я сняла свой рюкзак и достала оттуда шкатулку с родительскими вещами, а
циферблат положила на её место. Когда я направлялась сюда, я и её не собиралась
прятать, но она идеально подойдет, чтобы положить в нее ту важную вещь, которую
я должна оставить в тайнике.
Когда я уже положила шкатулку в отверстие фонтана, наткнулась на какой-то сверток. Испугавшись, что мой тайник мог кто-то обнаружить, я развернула его и увидела своё давно забытое ожерелье. Точнее не свое, а мамино. Как-то в детстве я стащила его из маминой шкатулки и надевала каждый раз, когда оставалась одна дома или в комнате. Но однажды пропажа обнаружилась, и чтобы избежать гнева матери, я спрятала его в здесь, и поклялась, что никогда его отсюда не достану. И как я могла забыть о нем?
Я вдруг, поняла, что улыбаюсь. Пустоту в груди начали заполнять приятные воспоминания из прошлого. Родительская любовь; казалось, они с детства любили друг друга. А после поделились этой любовью и с нами. Я вспомнила, как вечно доставалось брату, даже если провинилась я. И ему доставалось не из-за того, что он старше, а потому что сам всю вину всегда брал на себя, дабы защитить младшую сестренку. В памяти всплыли наши совместные праздники. Так как у нас не было больше ближайших родственников поблизости, все торжества проходили в узком семейном кругу, и лишь иногда к нашей четверке присоединялись близкие друзья родителей или наши с братом. Хотя я и Ричард предпочитали именно «великолепную четверку».
Я не смогла расстаться вновь с ожерельем, и отправила его в рюкзак. Кусок бетона же вернула на место, как и почву с травой. Постаравшись максимально скрыть следы «взлома», я поднялась на ноги и направилась к машине. Дело было сделано, и пора возвращаться. Алмаз шел рядом. И вновь проверив наше состояние, я не нашла изменений. Но надеяться, что так будет и дальше, было бы глупо.
В гостиницу мы вернулись уже к вечеру, уставшие и очень голодные. Как и
ожидалось, наши друзья кинулись на поиски. Но убедившись на ресепшн, что они не
потрудились захватить вещи, я решила, что будет лучше подождать друзей в номере, а заодно и выспаться. На Алмаза пришлось высыпать немного порошка, позволяющего скрыть его от чужих глаз. Интересно, куда они направились? Хотя, зная брата, я уверенна, что он найдет мой путь. Ричард знал меня лучше, чем кто-либо. Иногда мне кажется, что
он способен читать мои мысли.
Когда мы подходили к номеру, я каким-то неведомым способом (это не было
похоже на нашу связь) почувствовала, что Алмаз нервничает. Но из-за усталости
не сочла это важным фактом, и как оказалось – зря. Как только мы вошли в номер,
нас поприветствовал незнакомый голос.