– С его принятием откроются новые перспективы. Налоги меньше платить будем.
– Будто ты их сейчас платишь, – хмыкнул собеседник и перевёл взгляд на генпрокурора. Тот чему-то улыбался и жевал акулий плавник.
– Ладно, понял, не ребёнок. Сколько?
– Двести штук, – мгновенно отозвался депутат.
– Да ты, Василич, оборзел совсем! – премьер налил ещё одну рюмку водки и строго погрозил товарищу пальцем.
– Разнести другим депутатам, чтобы проголосовали за необходимость доработки, – задумчиво начал Эдуард Васильевич, – в секретариат Президента, сам понимаешь…
– Бюрократы фиговы, – премьер-министр зачерпнул горсть солёных орешков и отправил в рот.
– Мужики, да что мы всё о политике, да о политике, давайте отдохнём-то! По-людски. А-то везде эта работа…
– Уговорил, Георгич, мы с Эдуардом уже всё решили! – премьер-министр подмигнул депутату. – Давай, зови свой людский отдых!
Иннокентий Георгиевич осоловело встрепенулся, потянулся за мобильным телефоном и набрал номер.
Через полчаса в сауну входили восемнадцатилетние студентки одного из местных вузов…
Эдуард Васильевич открыл глаза. Нахмурился, потёр вспотевший лоб и несколько секунд пытался вспомнить, где он находится. Немного гудело в голове, но сознание постепенно прояснялось. Он припомнил беседу в сауне, поглощение выпивки и приход молоденьких девушек. Затем была упомрачнительная ночь любви с милой Дашенькой с четвёртым размером груди, которая в постели походила на ненасытную фурию, исполняющую все прихоти высокопоставленного любовника.
Что они вытворяли в кровати, мама мия! Куда там жене, потерявшей грациозность тела и набравшей лишних килограммов до молодой и энергичной второкурсницы! Небо и земля!
– Все мужики – кобели! – согласно кивнул Ротецкий, вспоминая изречения женщин, и улыбнулся. – Так уж мы устроены.
Он снова и снова прокручивал в голове ещё не померкшие воспоминания, заново переживая моменты близости со студенткой. Какие у неё длинные ноги, чудесные хищные, как у кошки, глаза. Тонкая талия и аппетитные формы… Депутата начало охватывать новое влечение.
Стоит, пожалуй, её разбудить и повторить симфонию…
Эдуард Васильевич попытался обнять девушку, лежащую рядом, но рука нащупала лишь его собственный пиджак. Слуга народа недоумённо заморгал. Затем подхватился. Он сидел не на двуспальной широкой кровати в одной из вип-комнат сауны, а на белом кожаном диване посреди пустующего зала.На нём была рубашка в полоску, брюки, синий галстук в горошек. А вот юной студентки не было и в помине.
И лишь когда Ротецкий увидел перед собой улыбающуюся физиономию Рудольфа Уэсли, закрывающего шкатулку, он вспомнил всё.
«Ёклмн!» – искренне восхитился депутат про себя.
– Ну, как впечатления? – хозяин магазина смахнул со шкатулки предполагаемую пыль. – Вспомнили, какую радость испытали при рождении сына?
Щеки Эдуарда полыхнули алым оттенком смущения. Он облизал пересохшие от волнения губы и сухо кивнул.
– Это… это просто… у меня нет слов!
– Стоили воспоминания цены, от которой вы так поморщились?!
– Ещё как стоили! – депутат глупо улыбнулся. – Но как это возможно?
– Египтяне знали множество секретов мироздания, – Рудольф аккуратно завернул шкатулку в платок. – Я вам больше скажу, они всеми силами старались научиться сохранять человеческие воспоминания как можно дольше. И не просто воспоминания, как факты произошедшего, а и эмоции, переживания и ощущения, которые при этом испытывали!
– Любопытно, – Эдуард Васильевич надел пиджак и начал поправлять ворот рубашки.
– Конечно! К примеру, царица Клеопатра ежедневно проводила ночь с разными мужчинами, чтобы только вспомнить сладостные ощущения близости, испытанные ею много лет назад со своим братом Птолемеем. Половой акт позволял ей входить в состояние транса. Служил мостом, перебрасывающим настоящее в прошлое. Всем мужчинам, переспавшим с царицей, наутро отрубали головы, поскольку в процессе любовных игрищ они также становились свидетелями плотских утех Клеопатры, произошедших с ней в прошлом. И если бы об этом узнал её муж – Антоний, он бы убил её.