– Чего, недельки четыре дать не мог? – злобно скосил он глаза в окно, за которым промчался встречный поезд. – Неделя мало! – столик тряхнуло от удара кулаком. – Стервец, я же ничего ещё не успел сделать! – Михаил Сергеевич говорил в пространство, рассчитывая на то, что дьявол его услышит. – Слышишь? Ничего не успел!
Таким рассерженным его и застал человек, внезапно появившийся из дверного проёма. Незнакомец был одет в костюм белого цвета и ботинки, ничем не уступающими костюму. Голубые глаза молча обвели купе, затем остановились на Михаиле. Блондин кивнул, видимо решил, что попал по адресу.
– Хороший костюмчик, но только для маскарада! – писатель захохотал так, что чуть не опрокинул чай, державший в руке.
Человек, не обращая на остроумие ни малейшего внимания, примостился напротив Трухина.
– Чего пришёл, а? Проваливай отсюда! – рыкнул писатель и внезапно напрягся. На него смотрели два голубых глаза. Глаза, в которых можно было утонуть, как в море. В них читалась бесконечность. Они были суровыми, но понимающими, они излучали дивный, неземной свет. Трухин ещё больше напрягся и побледнел, когда его желание, чтобы незнакомец испарился, НЕ ИСПОЛНИЛОСЬ.
– Дьявол! Что же это такое! – Михаил испугался ещё больше и уставился на сидящего напротив абсолютно спокойного человека. «Светлые волосы, глаза, костюм, ботинки – чертовщина какая-то», – подумал он и покрылся потом. Внутри всё похолодело. «Такого не бывает, чтобы желания не исполнялись, ещё ведь не прошла неделя», – паника пришла запоздало. «Надо уходить», – твердил разум, но ноги не слушались и он, так и сидел, бледнея всё больше и больше.
– Потерянный вы человек, Михаил Сергеевич, – нарушил молчание голос, принадлежащий незнакомцу в белом, такой приятный, тёплый, нежный, словно пение соловья в солнечный день.
– Вы кто? – на писателя страшно было смотреть.
– Этот вопрос задайте лучше себе, – блондин взял нетронутый стакан чая и сделал глоток.
– Да я? Кто я? – обрёл смелость Трухин. – Я известный писатель Михаил Сергеевич Трухин, самый богатый человек в мире, – добавил он и пожалел, что это сказал.
– Были им раньше, а теперь? – писатель опешил от такого. – Кто вы теперь? – такой же ласковый голос.
– Ну, знаете ли! Вам, молодой человек, лечиться нужно! – фыркнул Михаил. – Я уже ответил, кто я, ваша очередь! – ощущение было скверное.
– Не мне лечиться надо, а вам, Михаил Сергеевич.
– Да как вы смеете со мной так разговаривать?
– Смею, поэтому и разговариваю, – незнакомец допивал чай.
– Да я…, да я…, – тут в купе появились двое проводников-крепышей. Парни были слишком уж накаченными для работников поезда.
– Вы ещё глупее, чем сперва показались, – поставив чашку на стол, сказал человек в белом одеянии. Он кивнул «проводникам» и те, молча, забрав пустой стакан, с улыбкой (что явно им не подходила) удалились.
– Что за…,– такой оборот событий явно не входил в планы Трухина.
– Успокойтесь уважаемый! Я не собираюсь вам ничего делать, – тон поверг писателя в немое состояние. Слова были сказаны спокойно и хладнокровно.
– Воланд? – спросил писатель и понял, что снова сглупил.
– Кто? – фигура человека слегка напряглась, а в глазах вспыхнул какой-то, едва различимый, огонёк.
– А вы разве не с ним работаете? – после произнесённой фразы, Михаил образно пририсовал себе длинные уши и подписался под портретом – осёл.
Незнакомец улыбнулся, покачал головой, и произнёс:
– Неужто вы ещё не догадываетесь, кто перед вами?
– Дог…догадываюсь, сейчас, ээ… уже. Но просто не понимаю, зачем вы пришли? – писатель хотел убежать, растаять в воздухе, уползти в узкую щель, лишь бы подальше от поезда с незнакомцем.
– Я лишь хотел своими глазами ещё раз увидеть, что делает с людьми жадность, власть, и денежная купюра, – Отец (так его окрестил зачем-то Михаил) тяжело вздохнул.
– Это не я … это всё Воланд! – перешёл на крик, оправдываясь, Трухин.
– О нет, дело не только в нём, а в вас. Тёмный бы никогда не пришёл к вам просто так. Вы ведь сами позвали его, – при одном взмахе руки, воздух вдруг наполнился ароматом различный трав. – Разве мир не прекрасен?