Медсестра быстро достала стерильный тазик и налила физиологический раствор, в который Лёня и поместил удалённую селезёнку. Всё остальное уже шло по строго отработанной схеме. Сформировав небольшие тканевые фрагменты, он вшил их в большой сальник и только затем ушил рану.
В общей сложности операция длилась более часа. Когда, уставший Лёня пришёл в ординаторскую, Семён во главе новой бригады сидел за столом и завтракал.
-Привет Лёньчик. Слышал, у вас трудное дежурство было. Садись чайку попей.
-Здравствуйте, - Леня кивком поприветствовал коллег. Устал я, домой пойду. Завтра воскресенье, хоть отосплюсь. У последнего отрыв селезёнки с частичной имплантацией, имейте ввиду.
-Хорошо, как знаешь. За больного не переживай.
Глава
Домой в свою съёмную квартиру Лёня приехал на такси. Сил дожидаться нужной маршрутки не было. Он снимал небольшую однокомнатную квартиру. Весь его быт можно было смело назвать спартанским, ничего лишнего. В зале стоял диван, который на ночь превращался в двуспальную кровать, на стене висела полка с рядом книг по хирургии, пара стульев и всё. Вместо телевизора был ноутбук. На кухне, помимо маленького холодильника и стола со стульями из мебели больше ничего не было, но зато чистота стояла идеальная. Переодевшись в домашнюю одежду и, помыв руки, он подошёл к дивану и через каких-то пару минут уже крепко спал. Ближе к трём часам дня, его разбудил звонок в дверь.
-Кого там ещё принесло... Иду! - с трудом оторвав голову от подушки, Лёня поднялся и, как был в трусах, на ходу надевая тапочки, направился к входной двери.
Открыв дверь, увидел молодого паренька-курьера.
-Вы Иванов Леонид Александрович?
-Ну, я, а что такое?
-Вам телеграмма. Распишитесь, - и паренёк протянул тетрадку и ручку.
Расписавшись в нужном месте, куда указал курьер, ему вручили телеграмму.
-До свидания.
-До свидания, - оставшись в некотором недоумении, Лёня закрыл дверь.
Волнуясь, в предчувствии нехорошего, стал читать текст. Как оказалась телеграмма была из его родной деревни, что в трёхстах километрах от города Благое. В ней сообщалось, что отец скоропостижно скончался. Причина смерти не указывалась. "Боже, мой", - возглас вырвался непроизвольно. Лёня стоял ещё некоторое время, покусывая нижнюю губу. Полученное известие повергло его в шок. Чего-чего, но подобного он никак не ожидал. Отец не болел, во всяком случаи ничего ему не сообщал, хотя... стыдливо заныла душа, с отцом они не виделись уже как год, живя практически рядом. Глаза ещё минуту растерянно пялились в текст, и он всё ещё оставался возле входной двери, но затем, почувствовав некоторую дрожь в теле, прошёл к дивану и сел. В душе нарастало отчаянье, сродни паники. Они не виделись год, этот факт назойливо всплывал в мыслях, терзая душу. Свою маму, он не знал, отец рассказывал, что она шла не правильной дорогой и скорее всего уже умерла в какой-нибудь тюрьме. Они с отцом всегда жили вдвоём. Отец больше не женился и всего себя посвятил служению людям, будучи священником в их деревне. То ли тоска по жене, то ли какая другая причина, но отец поздно приходил домой и не с особым рвением занимался его воспитанием, хотя он всегда был всем обеспечен. "Чёрт, я всегда был одержим медициной. Дежурств понабрал, что с отцом встретиться было некогда. Только и делал, что думал о себе. На машину копил", - Лёня сидел на диване и его жизнь, словно кинолента мелькала перед глазами. "Отец регулярно писал мне, не уважал он телефон. Всё время говорил, что не слышит его. Чудак. Много работал, чтобы я жил в благополучие, в достатке. Всего себя отдавал работе".
Наверное, впервые в жизни он признался себе, что, редко видясь с отцом, всё же постоянно чувствовал его присутствие, его любовь, заботу к себе. Тысячи невиданных ниточек связывали его с отцом и крепко держали на земле, не позволяя невзгодам сломить. Он легко поступил в институт, легко учился, ни в чём особо не нуждался. И вот нити оборвались все разом, отца больше нет. Вдруг навалившееся одиночество, ввергло в страх. Ему было тридцать лет, но как оказалось он совершенно не готов остаться один на этом свете. Ощущая в груди невыносимое отчаянье и боль от невозможности повернуть время вспять, чтобы хоть на секундочку увидеть отца, заглянуть в его глаза, ощутить теплоту пожатия его руки и не в силах больше терпеть этих муки, он встал и быстро оделся. Достав из заначки под матрасом всю наличность, которая у него была, ушёл в ночь.
До областного центра добрался без проблем на фуре, которая ехала как раз в нужную ему сторону, мало того доехал бесплатно. Водитель, узнав, что он дипломированный хирург, стал задавать ему вопросы, и гонораром за консультацию явилась как раз бесплатная поездка. Сердечно поблагодарив, Лёня вышел в областном центре. Время уже было почти десять вечера. Если по выходу из дома, будучи в некотором волнение, он не почувствовал резкого похолодания, то, стоя на обочине областной дороги, в ожидании попутки - ощутил это по полной. Была осень. Точнее начало ноября и если ещё утром светило солнце, то к вечеру небо заволокли свинцовые тучи, подул холодный северный ветер, температура воздуха приблизилась к нулю. Одет он был в лёгкую демисезонную куртку, на ногах осенние туфли. Торопясь выскочить из квартиры на воздух, ожидая, что на улице душевная боль утихнет, он ко всему прочему ещё и забыл надеть шапку. И вот сейчас, Лёня стоял на обочине дороге, продуваемой со всех сторон холодным, пронизывающим насквозь ледяным ветром, в своей лёгкой курточке, без шапки, без перчаток. Мало того пошёл снег. Сорок минут ожидания, но ни одна пусть даже захудалая лошадёнка не проехала в сторону их деревни. Единственный фонарь, под которым он стоял, едва освещал местность и раскачиваемый ветром, жалостливо поскрипывал. И помимо холода, Лёню обуревал ещё и страх, что с минуты на минуту нить накаливания в лампочке, от столь сильной тряски не выдержит и оборвётся. Мысль оказаться в кромешной тьме на заснеженной дороге совсем не радовала его. Прошло ещё двадцать минут. Никогда, будучи деревенским парнем, ему не приходилось так мёрзнуть. Конечно, ему случалось ещё мальчиком, сопровождая отца в соседние сёла, пару раз оказываться в пути в лютый мороз, да ещё на подводах, но овчинный тулуп, да шапка ушанка спасали от любого холода. Его нынешняя одежонка ни шла, ни в какое сравнение с тулупом. Он окоченел до мозга костей. Смерть отца, да ещё этот холод, окончательно лишили его силы духа, и он равнодушно стоял уже больше часа, не желая вернуться в райцентр и попроситься к кому либо, пусть в ту же самую больницу, погреться и переночевать. Он и не заметил, как возле него остановился старенький "Уазик". Переднее окошко приоткрылось, и мужчина крикнул.
-Слышь, ты камикадзе, садись! Не порти мне статистику погибших от несчастных случаев.
Лёня не понял, что сказал мужчина, ему было всё равно, увидев, остановившуюся машину, не имея сил даже обрадоваться, он медленно стал открывать дверцу. Окоченевшие пальцы никак не могли схватиться за ручку. Мужчина, похоже, догадался, что парень сильно замёрз, потому поспешно вышел из машины и открыл дверцу. Кое - как, забравшись на сиденье, Лёня замер, не в силах даже поблагодарить.
-На - ка выпей, - мужчина, протянул ему крышку от термоса, наполненную горячим кофе.
Не дожидаясь, когда кофе остынет, Лёня стал пить кипяток. Лишь возвращая крышку, произнёс спасибо.
-Да, не за что. Ты куда направляешься -то?
-В... де... ревню Вяземская.
-А чего в такую погоду, да ещё ночью?
-На похороны.
-Да, ты что? Я участковый из вашей деревни - Константин Петрович. Так у нас по- моему только батюшка Александр скончался.
-Батюшка, мой отец.
-Вот дела. Ты меня браток извини, я в этих краях новенький, не признал тебя...Хорошим человеком был твой батюшка, очень мы все его любили. Как у преступника рука поднялась на него, все удивляются.
-А что, отец не от болезни умер?
-Выходит тебе не сообщили. Его убил один пришлый мужик. На ночлег в церковь попросился, твой отец понятное дело пустил.... Доверчивый батюшка был, людям верил. Кто на ночлег попросится, того и пускал. Никому не отказывал. Правда, на чужака церковь не оставлял, вместе с гостем ночевал; накормит, исповедует. В тот роковой день у него тоже в церкви кто-то ночевал. Отец Виктор утром батюшку обнаружил, гостя понятно дело не было. Сделав своё чёрное дело - сбежал, ещё и церковные деньги с собой прихватил. Прими мои соболезнования.