Я еще и еще раз вопрошаю себя, с чего все это началось? И если быть до конца откровенной, то корень зла мне видится в женитьбе отца. Беспутство его супруги, нашей матери, привело короля к безумию, к тому, что он был не в состоянии править государством. Позднее, уже взрослой, я узнала, что моя бабушка по отцу, Жанна Бурбонская, хорошая жена и хорошая мать, также подвержена приступам безумия. От нее, видимо, и унаследовал мой несчастный отец свою неизлечимую болезнь.
И все же, уверена, женитьба усугубила его нездоровье; оно же, в свою очередь, повлекло за собою несчастья для всей страны.
Вероятно, меня обвинят в греховной неблагодарности. Имеет ли право дочь осуждать мать, давшую ей жизнь? Однако я порицаю ее. Изабелла Баварская, или Изабо, только родила нас. Мы ей оказались не нужны. Как могла я чтить свою мать? Скорее, я ее почти возненавидела.
Я редко видела мать в годы своего детства. Нас, детей, рождалось у Изабеллы так много, что, думается, она плохо помнила кто из нас кто. Она проявляла к нам некоторый интерес только в том случае, когда от нас ей что-то требовалось. В остальное время нас держали в «Отеле де Сен-Поль», где пребывал отец во время приступов безумия. Говорили, что моя мать родила четырнадцать или даже больше детей, но многие умирали, не прожив и дня.
Двоих старших дочерей, Жанну и Изабеллу, матери удалось выгодно выдать замуж. Жанну, помолвленную в восьмилетнем возрасте с могущественным герцогом, повелителем Бретани, сразу же отправили к будущему супругу, подальше от беспутного французского королевского двора. Из нее воспитали достойную бретонку. Изабеллу, очаровательную семилетнюю девочку, увезли в Англию к будущему супругу королю Ричарду II, последнему из династии Плантагенетов, и уже в восьмилетнем возрасте она стала английской королевой.
Мать вспоминала о существовании своих дочерей, лишь когда это было выгодно ей или способствовало укреплению политических союзов Франции с ее соседями. Но большую часть времени мы оставались в забвении и небрежении. О нас заботились слуги, они не бросали своей службы, хотя зачастую им почти ничего не платили за труды.
Каждый, увидев хоть раз нашу мать, был наповал сражен ее удивительной красотой. Ее дивная белоснежная кожа светилась, сияющие огромные глаза завораживали, темные волнистые волосы отливали рыжиной. Поражала живость характера. При всей моей нелюбви к ней и страхе не могу не признать ее умения очаровывать и разбивать сердца. Ее обаянию поддавались все. Став женщиной, я поняла: мужчин притягивала ее ненасытная чувственность. Зов ее плоти был подобен божественному пению сирен. И если Одиссей, проплывая мимо них, привязал себя к мачте корабля и залил воском уши, то влюбленные в мать теряли головы и коверкали свои жизни. Даже самые стойкие, понимая, какая судьба их ожидает, не могли устоять против соблазна.
Мой несчастный отец влюбился в нее сразу, с первого взгляда и тут же решил во что бы то ни стало взять ее в жены. Те, кто привез ее из Баварии к французскому двору, не возражали, ибо в этом и заключалась их цель. Ей исполнилось четырнадцать. Моему отцу около восемнадцати.
Бедный, бедный отец! До сих пор сердце мое переполняет жалость к нему. Чувство наше к обреченному на безумие отцу росло. Чем старше мы становились, тем сильнее любили, понимали и щадили его, хотя видели крайне редко — лишь в недолгие периоды просветления. Гораздо чаще мы слышали истошные крики, умоляющие о смерти. И мы его бесконечно жалели. Сейчас, когда я пишу эти строки, мне трудно вообразить, как случилось, что дети царствующего монарха, члены королевского дома Валуа и наследник французского престола жили не лучше обитателей трущоб Парижа. Правда, в нашем распоряжении оставались огромные комнаты, продуваемые насквозь ветрами куда сильнее, чем тесные каморки бедняков. Холод исходил и от отсыревших стен.
Болезни моего отца способствовало и его раннее царствование — он взошел на престол в 1380 году, когда ему исполнилось двенадцать лет. Случилось то, чего опасался его отец, король Карл V Мудрый. Он не хотел, чтобы сына короновали прежде, чем тот оказался бы в состоянии править страной самостоятельно, без регентского совета. Однако смерть деда в сорок два года сделала наследником его сына, моего отца, в двенадцать лет.
Регентство приносит одни беды, считал мой дед, король Карл V Мудрый. Неизбежно два или три тщеславных человека начинают биться за власть, отшвыривая друг друга и думая, разумеется, не о нуждах, а лишь о собственной выгоде. Карл V издал указ о снижении возраста совершеннолетия до четырнадцати, надеясь дожить до времени, когда его сын станет независимым королем Франции. Хотя дед слыл Мудрым, но, увы, был не слишком здоровым человеком. Его беды тоже начались рано. Еще совсем молодым его пытался отравить двоюродный брат, Карл Плохой, покушение сорвалось, но здоровье мой дед потерял. Что, впрочем, не помешало ему стать отцом девяти детей, из них выжили только трое. Жена деда, королева Жанна Бурбонская, страдала от приступов безумия — об этом я уже упоминала.