— А кто их делал, знаешь?
Замолчал монах. Видно, думал, не зря ли ввязался в пустой разговор. Всё ж таки ответил:
— До меня то было. Делал, сказывают, иконописец искусный Макарий.
— Верно. Теперь поди и скажи келарю аль самому настоятелю, что тот иконописец Макарий стоит перед воротами, а ты его не пускаешь.
Замолчал опять монах у окошка. Видать, сильно удивился.
Не менее того монаха удивился Матвей. А всех более — Ива. Сколько по свету с дедом Макарием странствовал, а такое слышал впервые.
— Не врёшь? — спросил, сомневаясь, монах.
— Келаря кликни! — сказал старик.
Долго томились перед калиткой дед Макарий, Матвей и Ива. Наконец стукнуло окошко — и строгий голос:
— Кто тут?
— Я, Макарий-иконописец.
Не сразу откликнулся строгий голос. Однако, помедлив, приказал:
— Впусти.
Заскрипела калитка. Ступили все трое через порог. Келарь — второй человек в монастыре после настоятеля — поднял фонарь, осветил их лица.
— Давненько не виделись, Макарий.
— Посвети-ка на себя, — сурово не то попросил, не то приказал дед Макарий. — Не узнаю.
— Бога ты забыл, Макарий, где тебе помнить божьих людей. — По сытому лицу келаря скользнула усмешка.
— Стало быть, ты, Савва, ноне келарь?
— Стало быть, так.
Почуял Ива: должно, не больно дружны были дед Макарий и нынешний келарь.
— Брат Серафим, — вырос рядом человек в чёрной одежде, проводи старца Макария с мальчишкой и странником. Передай, я велел накормить. Да открой пустую келью.
— Нет, — Ива не узнал голоса деда Макария, — сперва в церковь…
Брат Серафим поглядел на келаря, тот кивнул головой и медленно и степенно пошёл прочь.
В темноте горой возвышалась к небу церковь. Да решётчатыми окошками — свет. В дверь вошли — у Ивы глаза разбежались. Впереди иконы до самого верху. И кругом иконы. Перед ними горят разноцветные огоньки.
А главное, и стены, и столбы-колонны, и потолок — всё расписано яркими красками. Строго глядят бородатые люди. Стоят суровые воины.
Ива и прежде бывал в церквах, однако в деревянных, маленьких, с закопчёнными потолками и стенами.
Деда Макария за рукав потянул:
— Гляди, деда, красота какая!
Поднял голову, а у деда Макария по морщинистым щекам, растрёпанной бороде — слёзы.
— Ты что, деда?!
— Не вижу. Всё в тумане…
Вспомнил Ива разговор перед монастырской калиткой:
— Неужто это ты?
Опёрся дед Макарий, по привычке, на Ивино плечо, дрожит рука мелкой дрожью. Словно промёрз дед в зимнюю стужу и, войдя в избу, никак не может согреться.
— Я, Ива…
— Как же с глазами-то своими?
— Тут и попортил. Должно, краски были небезвредные. Своды расписываешь — в глаза нет-нет и брызнет с кистей… — Вытер дед Макарий ладонью лицо. Пошли. Всё одно не вижу. А ты наглядишься.
Свернул дед Макарий по выходе из церкви направо. Монах, брат Серафим, что шёл рядом:
— Налево надобно.
— Так ведь направо трапезная.
— Там старая была. Давно выстроили новую.
— Не худо живёте.
— С божьей помощью, — смиренно ответил монах.
— Поди, и сами не плошаете.
Смолчал монах.
В трапезной, где вкушали еду и питие монахи, было сейчас всего три человека. Облокотись о стол, проворно работал ложкой попутчик деда Макария и Ивы. Ему прислуживал монах с заплывшими от жира, поросячьими глазками. Да поодаль стоял келарь Савва.
Дед Макарий с Ивой переступили порог — оборвался разговор.
Все трое уставились на вошедших.
— С чем пожаловал в монастырь, раб божий Макарий? — спросил келарь.
— Жить осталось недолго. Хочу последний раз поглядеть на свою работу.
— Другого дела в монастыре нет?
Впились дедовы пальцы в плечо Иве.
— Донесли?
— Свет не без добрых людей…
— Он, что ли, добрый? — мотнул дед бородой в сторону недавнего своего попутчика, которого в полутьме трапезной видеть не видел, а слышал.
— Что ты? — притворно удивился племяш Василия Гольцева. — Я тебя впервой на дороге встретил.
— Старика — в угловую башню! — приказал келарь жирному монаху. — И чтобы ни одна живая душа о нём не знала. Так и брату, что в воротах стоял, передай.
— Не тронь! — с угрозой сказал Ива и, сжав кулаки, стал между дедом и монахом.
— Ой, испугал! — затрясся монах от хохота.
— Не торопись, Ива, — сказал дед Макарий, — всему свой час.
Увёл деда монах.
Келарь к себе Иву пальцем поманил и спросил спокойно, вроде дружелюбно даже:
— К кому старик Макарий шёл в монастырь?
— Не знаю, — ответил Ива. Однако не вытерпел и добавил: — А кабы и знал, всё одно не сказал.