— Отдохнуть да поесть не грех, — сказал. Равнодушно так. Зевнул даже. Будто ему всё одно: здесь останавливаться или ещё где.
Дед Макарий притомился.
— Только подадимся малость в сторону, — сам же и предложил.
— Можно и так, — согласился Матвей.
Отошли шагов на сто. Сели в кустах. Им дороги не видать, их с дороги не разглядеть.
Скинули котомки. Разложили нехитрую снедь. Матвей лениво поднялся:
— Водицы изопью.
Спустился к ручью, лицо ополоснул, набрал в ладони воды, жадно напился.
Не таясь, с шумом пошёл обратно.
Две спины перед ним. Огляделся. Никого кругом. «Господи, благослови!» — проговорил одними губами. Из-за домотканых онучей потянул нож…
А дед Макарий и Ива сидят себе спокойно, не чуют, какая нависла над ними беда.
Затрещали кусты. Сунул Матвей нож обратно. Будто поправляет обувку. Скосил глаза. Идёт из кустов мужик. Выше Матвея на две головы. В плечах — косая сажень.
— Хлеб да соль, мужички! — Голос ровно у медведя, а лицо и глаза — Ива сразу приметил — добрые.
— Едим, да свой. А ты так постой да ступай домой, — огрызнулся Матвей.
— Нешто так встречают хороших людей? — спросил мужик.
— Кто тебя знает, каков ты есть.
— Садись, отведай, чем богаты, — пригласил дед Макарий.
Смирился Матвей. Тоже сел рядом.
Слово за слово, рассказал мужик:
— Гуляли у сестры на свадьбе. Домой возвращаюсь. Жена давно уехала с ребятишками, а я припозднился.
Солнце перевалило за полдень. Встал дед Макарий:
— Надобно засветло попасть в монастырь. Не пустят на ночь глядя.
Зашагали вчетвером.
Матвей, Василия Гольцева племянник, говорит мужику, который назвался Кузьмой Егоровым:
— Шёл бы вперёд. Мы, вишь, двигаемся потихоньку.
— И мне не к спеху. Жена, чай, не с пирогами ждёт, — засмеялся. — Доведу до самого монастыря.
И посмотрел на Матвея, как тому показалось, пристально.
Похолодело у Матвея всё внутри.
Никак, воевода послал вдогонку для охраны Макария своего человека?! Сберёг бог, не увидел тогда ножа в кустах. Такой одним махом дух вышибет…
Как мог беспечнее отозвался Матвей:
— Ну и ладно. Вместе веселее.
— То-то, я погляжу, ты шибко веселье любишь, — ухмыльнулся Кузьма.
Завиднелся вдали монастырь.
Возле монастыря — совсем темно стало — Кузьма скинул шапку, поклонился:
— Не поминайте лихом!
И пошёл своей дорогой. Потому что и вправду был это простой мужик Кузьма Егоров, возвращавшийся со свадьбы, а вовсе не охранный человек воеводы Ивана Исаевича.
И не знал он, что спас от верной смерти старика Макария и его приёмыша Иву.
Глава 7. За каменными стенами
Монастырь словно крепость. Суров и неприступен. Но три стороны — крутые обрывы и речка внизу. По четвёртую — глубокий ров с водой, а через него — мост.
Каменные стены и башни поглядывают высокими щелями-окошками. Сейчас — окошко, а коли нужно — бойница. Хоть стреляй через неё, хоть лей смолу на вражеских ратников.
Большие ворота окованы железом. Сбоку от ворот, тоже в железе, маленькая калитка.
Постучал в неё палкой дед Макарий. Никакого ответа.
Постучал громче. Тихо, не слыхать никого.
— Померли они, что ли? — осердился дедов попутчик. — Дай палку!
Загремел Матвей о железную дверь, впору услыхать покойнику.
Зашевелился кто-то за дверью. Окошко-глазок, что в двери было, изнутри открыл. Спросил сонным голосом:
— Кого принесло?
— Странники, отвори! — сердито крикнул Матвей.
— Зачем ещё?
— Молиться пришли.
— Над воротами — образ Спаса. Нешто ослеп? Помолись и ступай себе дальше.
— Куда ступать? Скоро ночь на дворе.
— Куда хошь, свет велик.
— Неужто уж странникам в монастыре нету хлеба и приюта?
— Кто свою братию хочет голодом морить, всякий сброд пускает, верно. Наш настоятель, что всему монастырю голова, — не таков. О братии печётся и монастырское добро не переводит на воров да гулящих людей. Так-то!
Закрылось окошко.
Выругался Матвей. Застучал в калитку сильнее прежнего.
— Открой, говорят! Худо будет!
— А ты не пужай, — зевнул привратный монах за окошком. — Не боюсь. А озоровать будешь, тебе ж несдобровать.
— Постой, — отодвинул Матвея дед Макарий. И сказал в окошко: — Ты ходишь в монастырскую церкву?
— В какую же ещё? — удивился голос за окошком.
— А росписи снаружи и внутри той церкви видал?
— Не слепой небось.