На площадке первого этажа она посмотрела наверх. Серпантин полустертых ступеней, покрытых толстым слоем пыли, уводил в темноту. Далеко вверху посвистывал ветер, оттуда доносились шорохи и скрип. Глубоко вздохнув, Николь стала подниматься. Детектив медленно шел следом.
Путь сопровождали скорбные завывания ветра и неясные вздохи, от которых волоски на руках становились дыбом, а сердце пропускало удары. Штукатурка на стенах в одних местах осыпалась полностью, в других – причудливыми узорами. В них мерещились таинственные письмена. Она почти могла разгадать их тайный смысл. Перила пострадали от времени, поэтому приходилось часто хвататься за стены. Тогда на пальцах оставался неприятный влажный холод. На середине лестницы Николь остановилась передохнуть и обернулась на Детектива. В этот момент луч снова вспыхнул, озарив его лицо отблесками оранжевого. Глаза Сэма стали бездонно-черными, как тогда, когда Детектив заразился тьмой… Свет погас, и они снова сделались обычными, а взгляд Сэма – напряженным и уставшим, а не жестким и равнодушным.
– Ты как? – спросил он.
– В порядке.
Николь продолжала путь. Чем выше она поднималась, тем отчетливее понимала, что это не просто маяк. Стены были чересчур древними, они состояли будто… будто из глыб времени. От них исходила первобытная мощь.
Наконец последний пролет остался позади.
На вершине их ждала небольшая комната, что-то вроде рубки с панелью управления. Огромные окна протянулись от пола до потолка в каждой из четырех стен. Из них открывался обзор на многие мили вокруг. Лежавший внизу Город тонул в черном тумане.
Что теперь? Где же Хамелеон? Николь оглядела помещение в поисках подсказки. Всюду валялся мусор, обломки железа и бетона, запчасти, теплые вещи. Наверное, они когда-то принадлежали смотрителю маяка.
– Гляди! – воскликнула Николь, указывая на пол. – Это какой-то знак?
Когда они смели сор и убрали обломки, то увидели огромный символ в виде глаза. Его нарисовали сиреневым мелом, который чудом до сих пор не стерся. Рядом валялась коробка с остатками мелков.
Николь схватилась за медальон на шее. Точно такой же символ! Может, нужно поместить медальон в центр изображения, как было с пианино в доме Коллекционера? Она опустилась на колени и провела ладонью по полу.
– Сэм…
– Вижу.
В центре нарисованного глаза было углубление в форме ладони. Там даже линии угадывались. Оно предназначалось для небольшой, изящной руки. Николь подняла глаза на Детектива.
– Думаешь, я должна… – она кивнула на выемку.
– Уверен в этом. Только будь осторожна.
Встав за спиной, он положил руку ей на плечо. Николь было спокойнее знать, что Сэм рядом и готов защитить её. Волнуясь, она присела, положила ладонь в углубление. Контуры сошлись идеально.
Внезапно вокруг все стихло. Не стало слышно даже ветра, смолкли малейшие шорохи.
– Сэм, что происходит?
– Не знаю, – ответил он, напряженно оглядываясь. – Но что бы ни произошло, держись рядом. – Его рука потянулась к кобуре.
Тут лампочки на пульте управления лихорадочно замигали, потом разом вспыхнули и погасли. Николь вскочила с колен, когда две напольные панели медленно разъехались, и оттуда поднялся… граммофон на подставке. На нем подрагивала пластинка.
Они с Детективом, переглянувшись, подошли ближе. Вокруг отверстия в центре пластинки был приклеен бумажный кружок, старинные витиеватые буквы на нем гласили: «Мария Стюарт». Имя бабушки!
– Гм… – Детектив тоже приглядывался к надписи. – Непонятно, конечно. Впрочем, мы уже говорили о том, что в Городе многое не очень-то понятно.
– Или очень непонятно, – подхватила Николь, – но у меня такое впечатление, что нам нужно послушать эту пластинку, да?
– Конечно, – кивнул он серьезно. – Что ни говори, а у меня оно такое же. Похоже, эта пластинка хочет, чтобы мы её послушали.
Николь опустила иглу на винил, и пластинка завертелась. Из широкого металлического, в крупных узорах, раструба донеслись шорохи, хрипы. А потом бабушкин голос отчетливо произнес:
– Здравствуй, Николь.
Николь попятилась от неожиданности. Огляделась. Звук был чистым и ясным, словно говорившая стояла рядом, но при этом шел из глубины времен. Казалось, ещё немного, и бабушка появится перед ней. Но секунды бежали, и ничего не происходило. Пластинка прокручивалась вхолостую. Сэм потер лоб и недоуменно посмотрел на Николь. Что дальше? – спрашивали его глаза. Николь перевела взгляд на граммофон, и в голову пришла безумная идея. Она прочистила горло и произнесла: