Третья совсем молоденькая, лет пятнадцати-шестнадцати. Нервничает: губа закушена, левая рука теребит край юбки. Похоже, это её первое интервью. Девушка снова и снова перечитывала свою анкету, наверное, искала ошибки.
Николь видела подноготную их всех очень ясно, словно была давно знакома с ними. Вздохнув, она посмотрела на анкету, пробежала глазами знакомые вопросы. Графа «образование», как обычно, рассердила Николь огромным пустым полем. Ей хватило бы и одной строчки! У матери, работавшей уборщицей в гостинице, денег на колледж не было. Отца Николь вообще почти не помнила – тот разбился на машине, когда ей было всего пять. Николь рано пошла работать, за несколько лет сменила множество мест. Казалось бы, в её жизни нет ничего интересного, но Николь считала себя особенной. Вместе с матерью она убирала гостиницу, потом парковала машины, работала официанткой, после устроилась в магазин музыкальных дисков — и все это время чувствовала, что живет какой-то чужой, не своей жизнью. Ее существование было преддверием чего-то большого и удивительного, будто затянувшимся скучным сном. Нужно только сделать над собой усилие, чтобы проснуться…
- Николь Стюарт, вы - следующая, – сказала секретарша, возвращая Николь к действительности.
Не поднимая глаз от анкеты, она кивнула и взялась за ручку. Имя... Фамилия... Возраст... Особые способности... Что? Нахмурившись, перечитала последний пункт. Гм, какой странный вопрос для должности официантки. И что же сюда надо вписывать? Может, умение удерживать поднос с напитками на голове? Вот ерунда! Оставлять графу пустой не хотелось, и Николь, подумав, написала: «Хорошо разбираюсь в людях». Ведь можно же это назвать «особой способностью»? Помимо странного сна, преследующего ее всю жизнь, помимо навязчивого ощущения, что мир нереален, что когда-нибудь она сумеет сбросить его с себя, как надоевшее старое платье, и очутится в настоящем, живом мире – помимо всего этого ее особое чутье, которое ни разу не подводило Николь и часто выручало за миг до беды, тоже было причиной того, что она считала себя не такой, как все.
Она поставила подпись, и тут как раз секретарша, назвав её имя, указала на дверь кабинета. Николь направилась туда, по дороге глянув в зеркало возле стола секретарши. И сбилась с шага. Кулон на груди больше не был черным – он стал оранжевым. Как во сне! Она невольно вскинула руку, схватилась за него, уверенная, что ощутит тепло, даже жар (тоже как во сне!) – но нет, кулон оставался холодным.
Секретарша удивленно покосилась на нее. Дверь перед Николь приоткрылась будто сама собой. Решив, что ее толкнул сам мистер Чак, она раскрыла дверь шире, шагнула внутрь и очутилась в просторном кабинете с большим столом, за которым сидел мужчина в деловом костюме. Он изучал какие-то бумаги и при появлении Николь даже не поднял голову.
Сделав шаг в кабинет, она недоуменно оглянулась – кто же толкнул дверь? – но ответа так и не получила. Не поднимая головы, мистер Чак указал на стул возле стола. Николь присела на краешек, хозяин кабинета спросил:
- Где ваша анкета?
Она протянула листок бумаги, разглядывая мистера Чака. Красавчик, но лицо какое-то безвольное. Светлые волосы идеально уложены, ровная гладкая кожа неестественно блестит и кажется твердой. Как покрытое пищевым лаком яблоко в супермаркете.
Позади стола, возле высокой статуэтки, изображающей вставшего на задние лапы волка, была еще одна дверь, совсем не в стиле всего остального. Из темно-красного, почти черного дерева, с резными узорами в виде колючей лозы и с тонкой матово-серой ручкой.
- Если всё, что здесь написано, верно, вы нам подходите, – ровным, бесцветным голосом произнес хозяин кабинета. – Все сообщенные вами сведения соответствуют действительности?
Говорил мистер Чак, будто машина, да еще и выражался странно: «сообщенные вами сведения»... Разве нормальные люди так говорят? И кожа эта лакированная, и глаза у него тусклые, и взгляд неподвижный...
Николь вдруг поняла, что, сама того не заметив, снова вцепилась в кулон на груди. А еще осознала, что мистер Чак ожидает ответа, а она сидит и пялится на него, как на пугало.
- Извините! - спохватилась она. - Да, конечно, все правда.
Реплика получилась глупой, Николь даже покраснела под неподвижным взглядом хозяина кабинета. Тот еще несколько секунд смотрел на нее, не моргая, и по спине Николь забегали мурашки. Взгляд был пугающе отстраненным, неживым. Так может смотреть ящерица – да нет, даже у ящерицы взгляд более человечный. Так может смотреть манекен! Но самым странным было то, что Николь, которая обычно улавливала сущность людей с первых секунд встречи, не могла разгадать этого человека. Совершенно непонятно, что он собой представляет, какая-то механическая кукла сидит в кресле за столом...