Вдова поперхнулась и безропотно позволила дворовым девкам увести себя в терем. Я дал стрельцам приказ деликатно и без оскорблений осмотреть в доме все.
– Ищите небольшой дубовый сундучок, обитый по углам и на крышке железными узорами. Заодно перетряхните женские украшения – нужен перстень золотой с хризопразом, большой, на мужской палец, камень зеленовато-желтый, овальной формы, придерживается коваными дубовыми листочками. Обо всех обнаруженных тайниках, подвалах или кладах докладывать немедленно. Я буду в конюшне.
Десятник кивнул и отрядил людей на поиски. Мы с Ягой и двумя дворовыми мужиками отправились к месту трагедии. Труп из петли, естественно, был вынут сразу, как только конюх поутру раскрыл двери. Тело казначея Тюри лежало в доме на столе, но сейчас меня волновало только место самоубийства.
– Вот туточки на балке он и висел…
Тюря выбрал для разрешения споров с жизнью одну из потолочных балок прямо перед входом. С нее свисали вожжи, на которых удавился казначей. Конец вожжей был обрезан, по-видимому во время снятия тела. Я подошел, подпрыгнул, с трудом задев пальцами обрезки вожжей.
– Мужики, а кто обнаружил тело?
– Конюх, батюшка воевода, – поклонились оба.
– Это я знаю. Где он сейчас? Быстро доставить его ко мне.
Когда они ушли, Яга, уважительно цокая языком, указала взглядом на балку:
– А ить ты прав, Никитушка… Казначей-то наш тебе и до плеча не доставал, как же он на такую высоту петлю себе ладил?
– Это как раз вполне объяснимо. – Задумчиво поправив фуражку, я поделился с бабулькой своими соображениями: – Вот лестница в углу, на ней полуподсохшие отпечатки навоза. Если ее приставить к балке, то легко и вожжи затянуть.
– А что ж тогда не так, касатик?
– А это мы сейчас выясним у конюха. Вот его ведут…
– Здравия желаем, батюшка сыскной воевода, – поклонился худющий старик с нечесаной бородой. – Федор я, из бывших стрельцов, а ныне конюх здешний.
Я раскрыл планшетку и приготовился к записи…
– Теперь самое главное. Значит, вы открыли двери?…
– Да, петухи уже пропели. Я на зорьке лошадок водицей пою, так и пошел к конюшне. Дверь открыл, глядь… Висит, сердечный!
– Так, а что, конюшня на ночь не запирается?
– Нет, батюшка. Вот только засов малый, но ить он отворен был!
– Еще бы нет! Получается, что гражданин Тюря пришел сюда ночью, отворил засов, приставил лестницу, наладил петлю, убрал лестницу на место и…
– Повесился, – скорбно перекрестился дед Федор.
– Он высоко висел? – как бы между прочим уточнил я.
– Высоко! – кивнул конюх. – Я-то только ноги и достал. Пришлось бежать, Гришку да Пашку звать, они парни молодые. Один другому на плечи влез, ножиком по ремню полоснули, так и сняли.
– А во что хозяин был обут?
– Да ни во что, босой он был.
– «Босой» – так и запишем. Спасибо, все свободны. Хотя нет… Еще один вопросик. Вот лошади вас, они в стойлах все привязаны?
– Все, батюшка. Я свою службу знаю. Как вечером заведу, выскребу, вычищу, хвост да гриву расчешу, так в стойло и ставлю. А уздой каждую за гвоздик цепляю. Мало ли какая ночью из стойла выйти решит? Других перебаламутит. Так что уж все привязанные, не сомневайтесь.
Захлопнув планшетку, я поманил Ягу. В дом покойного мы вошли в глубоком молчании.
Каждый думал о своем, но ни для меня, ни для нее уже не являлся загадкой факт скоропалительного самоубийства казначея. Мы столкнулись с грязным и подлым убийством.
– Надо осмотреть тело.
– Надо, Никитушка, надо… Зачем же его убили-то?
– Чтобы мы прекратили следствие. Я почти уверен, что сундучок с деньгами найдут где-нибудь здесь.
– Ох и темное это дело, – вздохнула бабка.
– Да уж, светлей не становится… Хотя круг подозреваемых сузился на одного человека.
Нас сопроводили в небольшую комнатку, где на широком столе лежало накрытое простыней тело «самоубийцы». Я по долгу службы не раз сталкивался с мертвецами, но все равно не могу привыкнуть к виду насильственной смерти. Меня сразу мутит и начинает кружиться голова, хотя я и могу взять себя в руки, не обращая на это внимания.
Баба Яга без малейшего смущения откинула ткань и принялась внимательно изучать усопшего.
– Удушили его сначала шнурком, а уж потом в петлю сунули, – профессиональным тоном судмедэксперта выдала она. – Как тело провисло, то след от шнурка ремнем перекрыло, да не везде. Но это ж какую силищу надо иметь, чтоб такого крепкого мужика мертвым на высоту тащить да в петлю совать?
– Посмотрите еще и ноги, – попросил я.
– Ноги? Чистые они: ни синяков, ни грязи.
– Так я и думал… Ну вот и все. Больше нам здесь делать нечего. Надо забирать стрельцов и возвращаться к царю.
Мы вышли во двор. Так и есть! У ног десятника стоял симпатичный дубовый сундучок, из-за которого и поднялся весь шум-гам.
– Ребята в подвале нашли, в уголке стоял.
– Был чем-то прикрыт или стоял на виду? – уточнил я.
– Да вроде на виду… – пожали плечами стрельцы. – Мы как в подвал спустились, так сразу и увидали.
– Угу… ясненько. А насчет перстня как?
– Перстня нет. Уж не обессудь, участковый. Все перетрясли – золотого кольца с зеленым камушком ни у кого не было. Наверно, получше спрятали… Ты уж прикажи вдовицу в пыточную сдать, так она живо про перстенек царский запоет! – дружески предложил десятник.
– Это лишнее, – сухо обрезал я. – Извинитесь перед женщиной за причиненные неудобства и шагом марш за мной к царю.
– Слушаемся, воевода-батюшка!
Всю дорогу в голову лезли самые разные мысли. Версии преступления складывались одна страшнее другой. Факты противоречили друг другу. Убийство казначея не имело никакого логического объяснения. По крайней мере, я его не находил. Равно как и смысла похищения сундучка. Держу пари: сейчас придем в царские палаты, откроем крышку, пересчитаем, и все деньги окажутся на месте. Положим, что в деле действительно замешаны все трое: Мышкин, Тюря и дьяк Филимон. Один из них умыкнул сундук, не поставив в известность остальных. Казначей поднял шум, хотя вполне мог спереть его самолично. Организованное расследование показало, что могут полететь головы. Не в фигуральном смысле, а в прямом. Тогда боярин, сам или по совету дьяка, пускается на поджог управления, а нанятый шамахан бросается на меня с ножом. Узнав о провале, они (или он) решают пожертвовать сообщником и перевести все стрелки на него. Пришли ночью, вызвали условным сигналом. Раз Тюря выбежал на крыльцо босой, значит, шел ненадолго и к знакомому человеку. Потом его задушили, подвесили в конюшне и поставили сундучок на видное место в подвале. Что опять-таки подтверждает версию: по ночному дому шел человек, отлично знающий расположение комнат. Вроде бы все логично… Непонятна только совершенно бессмысленная кража царского перстня. Может, все это блажь? И в действительности никто не брал ключи для изготовления таких же? Перстень валяется где-нибудь в щели у порога. Сундук Тюря сам унес и этой ночью намеревался пустить в дом сообщников для дележки. Или же он пал жертвой обычного шантажа. Кто-то приближенный к государю поймал его на разворовывании казны и пригрозил доносом, если тот не откупится. Разрабатывать новые версии можно было до бесконечности…
Мой доклад поверг царя в глубокое недоумение.
– Не пойму, чего ж ты еще на пустом месте тесто месишь? Ведь сундучок найден?
– Да, государь.
– Деньги считают, вроде на месте все. Казначей наш, видать, как понял, что по нему топор плачет, так с перепугу в петлю и полез.
– Я берусь доказать, что смерть гражданина Тюри была инсценирована. Это убийство!
– Как так? – оторопел Горох. Он вообще мужик головастый, но на веру ничего не принимает, ему только факты давай.
– Дело в том, что при обследовании трупа на шее обнаружены две черных полосы от ремня. Одна узкая, а другая широкая, перекрывающая первую почти по всей длине. Разница заметна лишь на концах. Узкий ремень оставил след вниз, как если бы два человека душили сзади. Широкий ремень, наоборот, оставил следы, вытянутые вверх, так как его оттягивало тело.