— Вот охальник. – Рассмеялся шишок. – Тебя невеста дома ждет, а ты на чужие юбки засматриваешься. Узнает, Василиса, она тебе глаза-то бесстыжие по выцарапывает.
- А что тут такого. Я же без всякого умысла. Или ты скажешь, что девка не красивая? – Смутился медведь. – Кабы не моя Васька, я бы, Перун свидетель, посватался к этой, такой-то девахи во всей нашей округе не найти. Мужики обзавидуются.
- Пошли уже, Дон Жуан. - Рассмеялся Федогран. – Вон Хан рукой машет, к столу приглашает, не гоже заставлять себя ждать.
- Что за Ду-Жун? Кто такой? – С любопытством посмотрел Бер на парня.
- Тот, кто ни одной юбки не пропускает. Ему морду бьют, а он не успокоится никак. – Ответил сквозь смех Федогран.
- Положим я на юбки не засматриваюсь, а морду набить, это еще вопрос, кто кому. – Гордо повел плечами медведь.
- Если продолжишь девку глазами поедать, то найдется тут богатырь, а я ему помогу, чтобы не позорил тут воинов Сослава. – Пробурчал недовольно Вул, но в его глазах светились весельем чертенята, совершенно не сочетающиеся с суровым выражением на лице.
- Пошли уже. – Запрыгнул на плече Илька, предварительно встряхнувшись, как пес, и стряхнув с себя воду. – Оттуда мясом жареным пахнет так, что желудок сводит. Мне сухари, моряками греческими подаренные, уже поперек горла стоят.
Пир нашим героям устроили знатный. Зажаренный целиком на дубовых углях до хрустящей, лопающейся корочки барашек. Жирный рассыпчатый плов, который стекал расплавленным салом по рукам, ибо не гоже касаться бездушными ложками пищи богов, только перстами, берешь щепоточку из пузатого казана и в рот… Вкуснятина... Разнообразные овощи и ароматные, острые, обжигающие язык приправы, запиваемые холодным кумысом, непривычным для воспитанных в других традициях людям напитком, больше привыкшим к коровьему молоку, и гранатовый сок, красный и густой как кровь, в высоких глиняных кувшинах. Праздник истосковавшегося по горячей, свежей пище живота.
Степенные разговоры батыров, как называли здешних богатырей, улыбки девушек, подающих кушанья и убирающих пустеющую в мгновения ока посуду. Ощущение безопасности, покоя и тихого счастья, за уютным семейным столом дружного племени, правда, как и у греков являющимся всего лишь расстеленным прямо на земле, расшитым замысловатым орнаментом ковром, за которым сидели, на набитых конским волосом подушках, скрестив ноги.
Когда солнце опустилось к горизонту, уступив свое место всплывающей луне, слегка пригасившей высыпавшие как веснушки на темном небосклоне звезды, наступило время молитвы, зазвучал бубен шамана, и слегка хриплый голос служителя культа, позвякивающего многочисленными амулетами, запел молитву:
- Да будут благословенны духи предков моих,
Да будет благословенна Земля, твердыня моя,
И воды Денгиз, дарующие жизнь.
Благословенно Небо, Тенгри, создатель мой.
Я избрал путь следовать Твоему велению,
Дай мне сил соблюдать закон Твой,
И хранить его всем сердцем.
Тенгри - меч мой, научающий руки мои битве,
Щит мой, ограждающий от беззакония.
Преклони небеса Твои и сойдти, коснись гор,
Блесни молнией и рассей огненными стрелами врагов моих.
Избавь мой народ и спаси от руки сынов иноплеменных, несущих погибель.
Счастлив народ, у которого есть Твой закон.
Счастлив народ, у которого Небо есть Бог. -
Последние слова прозвучали особо торжественно, и после них люди начали расходиться, и готовится ко сну. Федограну с друзьями выделили просторную юрту, с краю стойбища, ближе к реке. Расстеленные прямо на земле шкуры заменяли кровати, и были на много удобнее чем влажная от росы вечерняя трава, которой они пользовались в последнее время.
Было душно, еще и на внешний дискомфорт накладывалось впечатления бурного вечера в компании новых знакомых, и потому спать совершенно не хотелось. Федогран тихонечко вышел из юрты и пошел на берег реки, желая окунуться в чистую воду. Нырнуть с головой и плыть в тишине под звездами, наслаждаясь покоем и прохладой ночи.
На берегу, на фоне лунной дорожки, он увидел два сидящих рядом силуэта, один большой, а второй маленький, и услышал едва различимый женский голос.
- Ты такой большой. От тебя веет силой и надежностью. Твоя жена будет счастливой женщиной. Я ей завидую.
Под ногой Федограна треснула предательская сухая ветка, и разговор резко оборвался девичьим испуганным: «Ой», — и гибкая фигура метнулась в сторону юрт, растворившись в темноте, а мужская поднялась на встречу со сжатыми кулаками, не обещающими ничего хорошему возмутителю спокойствия, но увидев кто это такой со вздохом села.