Божок выпустил человека из своей хватки и стал ходить вдоль берега туда-сюда, поднимая холодные брызги. А мысли побежали вперёд хозяина.
Если умрут, придут другие. Они подумают, что речка тоже виновата. Он же светлый, но не помог. Будут мстить.
— Сами виноваты! — вслух прокричал божок и пнул волны. — Я здесь самый-самый. Вы должны меня любить!
Слова потонули в грохоте ружейных выстрелов. Запахло пороховым дымом.
— Вы! Это вы виноваты! — закричал во всё горло божок. Он уже не ходил, а метался, как рыбий малёк, вспугнутый чьей-то тенью. — Вы сами пришли, сами и разбирайтесь, кто из вас виноват!
А если будут мстить? Перегородят реку? Зальют бочками караси́на?
Божок вытер потёкшие по лицу слёзы отчаяния и обиды. Он сел у самого берега спиной к людям и поглядел на подарок перворождённых, а потом вскочил и вытянул в сторону людей серебряный листик.
— Почему нельзя было сделать, как они? Просто подарок! Почему нельзя было бросить в воду серебряную монетку? Или хотя бы сказать, какой я хороший⁈ А северянки даже воду поцеловали!
Люди не ответили, громко перекрикиваясь между собой, им не было дела до хозяина реки. А среди деревьев бегало дитя Древа, тоже не обращая внимания на мальчишку.
— Я же хороший, — прошептал божок и снова сел на прибрежные камни, закрывая лицо руками. Из-под пальцев потекли обильные слёзы, которых не было сил сдерживать. Плечи когда-то утонувшего в речке мальчика сотрясались в плаче. На них упал весь груз страха и одиночества, скопившегося за долгие столетия.
Божок всхлипнул и подобрал колени, обхватывая их руками.
А если будут мстить, он же совсем умрёт или превратится в неказистую тварь, как духи болот.
— Ну почему так? — прошептал божок, а когда услышал тихие всплески и почувствовал живое прикосновение к своей реке, поднял зарёванные глаза. То была дитя Древа, которая попыталось под покровом тьмы пробраться к лагерю с краю.
Мальчуган глянул на серебряный листик, а потом размахнулся и швырнул его на берег.
— Я здесь ни при чём! Без меня решайте! — заорал он, срывая голос.
Перворождённая подскочила на месте, поняв, что её вот-вот выдадут, и бросилась назад.
— Прочь! — заорал мальчишка.
Северянка бежала назад, поднимая брызги выше головы, и вода становилась всё холоднее. С последними шагами она уже ломала тонкую хрустящую корку льда, а ноги сводило судорогой, хотя стояло тёплое лето.
— Я больше не могу, — проговорила Аргеферет, упав на колени рядом с сестрой. Женщина тяжело дышала.
— Держись, — прошептала в ответ волшебница.
— Мы уже все перепробовали. Всё без толку. И сопливый речной уродец подвёл, — покачала головой дозорная, а потом со стоном поднялась. Чудовищная старуха по-прежнему шла попятам, не давая продохнуть, но надо уводить эту тварь от сестры, чтобы там могла хоть как-то колдовать.
— Иди, я попробую последнее средство, — прошептала Огнекрылая Гусыня. Она сунула руку в небольшой кошель, висящий на шее, и достал из него лист великого древа. Не жёлудь, конечно, но сейчас выбирать не приходится. И опять всё, и одежда, и навешанные на поясе мешочки, мешает и отвлекает. И как же тяжело колдовать. Женщина горько усмехнулась и дёрнула за завязку плаща, который упал позади неё на прелую листву, на белые берёзовые веточки, на алую гроздь костяники.
Как же прекрасно пахнет живой лес.
Отпустило. Дмитрий тряхнул головой, ощущение, что кто-то сунул в голову веточку и ворошил там мысли, как хулиган в лесу — большой, сложенный из хвоинок муравейник, прошло так же внезапно, как и навались. И это явно что-то потустороннее. А ещё о чём-то истерично надрывался речной пацан.
Капитан потёр лицо, а после почувствовал, как его толкают локтем под бок. То оказалась Аврора, которая в левой руке держала большой круглый щит, а в правой — пистоль.
— Сейчас что-то будет, Ди-Ди, — прошептала девушка и пояснила, не дожидаясь вопроса: — Чую магию. Нос чешется. Сил терпеть нету.
Дмитрий угрюмо глянул на свою волшебную палочку аналогового образца с литиевыми батарейками, а по женскому строю прокатилось перешёптывание. Кто-то тыкал пальцем в лес, а кто-то бормотал молитву.
— Заткнулись и стоим! — тут же рявкнула Виолетта.
И капитан, быстро подняв глаза, увидел причину волнений: между берёзами вспыхнуло яркое зелёное сияние, словно на землю пролили жидкий изумруд, подсвеченный светодиодами.
Сияние некоторое время было неподвижно, а затем стало стекаться в одно место, вызывая чувство дежавю. Так собирал себя в кучку один жидкий робот-убийца из кино. Вот только собиралось изумрудное месиво не в человекоподобную фигуру, оно стало вытягиваться и превращаться в длинный и гладкий побег зелёного цвета, слегка подсвеченный изнутри. Толщина была с ногу человека, и из него вырастали тонкие, как обувные шнурки, и свёрнутые в спирали отростки и широкие листья, отдалённо похожие на те, что прикрывали собой недавно нападавшего противника. И стебель тянулся к светоразделу, стелясь по земле, вгрызаясь в неё отростками и ухватываясь зелёными пружинками за всё, что могло служить опорой. Лишь уткнувшись в пепельную преграду, как в стеклянную стену, начал извиваться и тянуться вдоль волшебной границы вправо, как слепой червь, пытающийся нащупать путь.