Печать пришлось ломать плоскогубцами.
А когда дежурный умчался восвояси, генерал вчитался в длинный свиток, где сперва взывали к благоразумию, чтоб значит, побояться бунтовщиков и разгулявшейся преступности. Потом призывали к почтению божеств и благопристойности, мол, негоже барону шляться, лучше бы построил высокую башню и сел в ней, свесив ножки и поплёвывая с неё на мирские дела. В заключение были даже женские обиды, что мало ходит в гости на кружечку вина.
Из всего этого сумбурного набора букв была вынесена только одна действительно важная вещь: ночное происшествие не случайно, и, скорее всего, это происки личных врагов барона. Насколько это правдиво, неизвестно, но настоятельница очень не хочет, чтоб господин самолично отправлялся куда-либо.
Пётр Алексеевич едва сдержался, чтоб не швырнуть свиток в угол, но переборол себя и лишь ткнулся лбом в стену и задумался. Ссориться с храмом себе дороже, но и не выполнить рекогносцировку маршрута тоже нельзя. А тут ещё и рекомендация нейросети, и отправиться в путь самому — значит привлечь излишнее внимание и поставить мероприятие под удар. Значит, надо искать другой рабочий вариант, и опять всё упирается в человеческий фактор. К тому же пока прояснится с ночным переполохом, будет упущено драгоценное время.
Генерал отлип от стены и взял телефон:
— Борщёва ко мне. Срочно.
Глава 5
Свидание вслепую
— Какого хрена? — тихо бурчал Дмитрий, идя по коридору. Утром к нему в кубрик залетел красный, словно ошпаренный рак, посыльный, тараторя, что начальство вызывает. И обязательно, чтоб капитан был одет по-местному. Пришлось натянуть эти долбанные короткие штанишки, из-под которых по этикету обязательно должны виднеться ажурные края белых подштанников, но не более чем на ноготь. А ещё прилагался набитый поролоном гульфик алого, как пионерский галстук, цвета.
Пока напяливал непривычную прогрессорскую одёжку, оборвали весь телефон, торопя и подгоняя, а потом и вовсе самолично примчался дежурный по базе, бурчащий, что ему, старому подполковнику, делать нечего, кроме как за разными капитанами бегать, как собака.
В итоге дозастёгивать многочисленные пуговицы и шнурки на куртке пришлось на ходу.
Постучав в дверь Петра Алексеевича, Дмитрий аккуратно зашёл и встал, ибо генерал пытался прихлопнуть каким-то свитком муху. Отшвырнув на столешницу оружие геноцида насекомых, начальник смерил Дмитрия взглядом, сжал губы трубочкой, а затем задал странный вопрос:
— Дима, ты прогрессор или где?
— Тащ генерал, я где-то накосячил?
— Да нет, капитошка, поздравляю тебя с повышением.
Борщёв криво ухмыльнулся, не понимая сути происходящего. Вроде бы с утра всё начиналось хорошо: успел получить на складе местную одёжку и саквояж с вещами первой местной необходимости; позавтракал по прогрессорской диете, то есть к обычной каше добавили стопарик разбавленного родниковой водой вина; получил у психующего с недосыпу главбуха расходное серебро. И тут на тебе — ты прогрессор или где?
— Мне досрочно дали майора?
— Ага, раскатал губу, — приподнял брови генерал. — Майора — это слишком жирно.
Начальник вдруг расплылся в хитрой улыбке, распахнул объятия и обнял Диму, что при разнице в габаритах было подобно медвежьей хватке, аж рёбра затрещали.
— Здравствуй, дорогой племянник! Нагулял мой непутёвый братец сынка́ на стороне, а намедни признал! Радость какая — прибыло в роду барона да Лексы!
Когда генерал выпустил Диму из объятий, тот аж пошатнулся. А в голове чехардой заплясали мысли. И главная из них была: «Какого хрена происходит⁈»
Но следующие слова начальника и вовсе выбили почву из-под ног.
— Ты мальчик большенький. Так что теперь всё сам. И в поход тоже отправишься сам.
— Как сам? — опешил Дмитрий. — Это розыгрыш? Я же ни разу дальше Керенборгского рынка не мотался. И то всего раза четыре.
Генерал вмиг стал серьёзным и пододвинул Диме стул.
— Сядь. Никаких розыгрышей. Исходные данные резко изменились, и тебе действительно придётся отправляться самому. — Начальник неспешно достал из стола золотую баронскую печатку и протянул Дмитрию. — На, твоя милость господин барон.
— А если я накосячу? — спросил Борщёв, почувствовав, как на ладонь упал тяжёлый перстень. Тяжёлый, как предстоящая большая ответственность.