Снизу стали доноситься шум, гам и хохот, намекая на не очень хорошую шумоизоляцию. Но от средневековой таверны другого ждать трудно.
— Удобненько, — проговорил по-русски ввалившийся с таким же рюкзаком прапор. — И кроватка не хилая. Жаль, что у меня такой нет, но ничего, я на пол постелю, так прохладнее будет. Кстати, командир, ты тоже первым делом поискал выключатель и розетки?
— Естессно, ещё и пароль от вайфая, — улыбнулся Борщов и ещё раз оглядел помещением. — Хорошая комнатёшка. И это всего за три серебряника за ночь. А вообще, я думал, будет хуже и дороже, — продолжил Дмитрий, а затем перевёл взгляд на зашедшую следом за Сизовым девчонку, которая с угрюмым взглядом встала у стеночки, держа в руках нехитрый узелок с вещами.
Баронская комната хороша тем, что ведёт в коридор не напрямую, а через небольшую прихожую, где обычно располагались слуги. Но первый порыв прогрессорской благородности испарился, встал вопрос более глубокий, чем простого размещения горничной — что с ней вообще делать. Дмитрий не привык к слугам — он их не имел никогда, к тому же девчонку, оформленную на ставку разнорабочей, без дела оставлять нельзя — местные без дела дуреют и наглеют. Даже вспоминается поговорка: осёл, постоявший в тени, работать не будет.
— Прибери в соседней комнате и жди указаний, — проговорил капитан, а сам сел на край кровати. Жестковато, однако, будет, но матрасы вполне похожи на земные. Да и простынь чистая и сухая.
Прапор потянулся, хрустнув суставами, а затем вытащил из рюкзака небольшую поясную сумку.
— Пойду на местный рынок, прибарахлюсь сувенирами и вкусняшками.
— У них до появления чипсов и лимонада ещё лет пятьсот, если мы их этой гадостью их раньше не заразим.
— Командир, — с усмешкой возразил прапор, — технология копчения мяса и рыбы не меняется уже десять тысяч лет. А мяско у них есть. Главное, чтоб денежки были.
Сизов хлопнул по поясной сумке и вышел, оставив капитана одного.
Дмитрий улыбнулся, развёл в стороны руки и откинулся на кровать.
Благодать. Лепота. Можно жить.
Он медленно закрыл глаза, но тут же их открыл, ибо из соседнего помещения послышался тихий плач.
Дмитрий встало, осторожно дошёл до двери и медленно выглянул в прихо́жку. А там, сев у стеночки и согнувшись в три погибели, плакала сельская ведьмочка-подобрашка. Заметив землянина, она встала и принялась растирать руками по щекам слезы.
— Простите, ваша милость, — проговорила Гвен.
— Что-то случилось?
— Нет, ваша милость.
— Тогда почему плачешь?
Девчонка шмыгнула носом, вздохнула и покачала головой.
— Я не смею мешать вам своими слезами. Но я просто до конца не верю, что всё благополучно получилось. Я не верила, что вы возьмёте в услужение. И когда вы защитили меня, я в это не могла поверить. И в вашей крепости не верила. И даже когда мы двинулись в путь — всё равно не верила, думала, меня прогонят. А когда поверила, слёзы сами потекли от усталости. Простите, ваша милость, я больше не буду плакать.
Дмитрий хотел возразить, мол, не лучше ли свобода, чем служение? Но не стал. Это другой мир. Это на Земле человек, если он не в дикой отсталой стране, живущей по дремучим традициям, то может существовать в полном достатке, будучи одним.
Здесь всё не так. Если ты не часть общины, артели, цеха, гильдии, терции или же свиты знатного господина или купца — ты никто. Тебя могут просто так убить. Могут избить и ограбить. Могут угнать в рабство. И никто не вступится — ибо ты даже не человек, а закон писан только для своих.
Подмастерье может без сна лепить горшки, строгать деревянные заготовки или бить молотом по железяке. Младшие дети в семье могут от рассвета до заката работать наравне со взрослыми в поле, но это работает вся семья. И ключевое здесь — вместе. И никто не выгонит на холод. Никто специально не будет морить голодом. Никто не даст в обиду перед чужими. А от умеренной работы ещё никто не умирал.
Конечно, есть исключения, о которых потом рассказывают страшные сказки, например, как мачеха выгоняет падчерицу в мороз волкам на съеденье. Или пьяный мастер забивает до смерти помощника. Но это действительно исключения из правил — долбанутых везде хватает.
А крепостное право — отдельная история, зависящая от самодурства барина, но человек всё равно в общине.
Дмитрий вздохнул и достал из кармана немного серебряных и медных монет.
— Иди, купи себе чего-нибудь приодеться. А то непристойно сопровождать барона в таком виде.
Девчонка улыбнулась и поклонилась, растерев остатки слёз. И ей лучше не говорить, что это её аванс, потому как рекомендовали не давать всю сумму на руки, а только вот так — по мере надобности.