Баронский племянник и Аврора выстрели в ответ одновременно. На стену полетели, прилипнув, как комки сырой глины, клочья белёсого мяса. Вдобавок к пулям баронета выхватила стилет, перехватила поудобнее и метнула. Серебряный клинок вошёл точно в горло твари, но старуха лишь кашлянула, резко вытащила кинжал из раны и откинула от себя подальше.
Где-то рядом завизжала девчонка-служанка. Она бросилась прочь, громко топоча.
— Моя! — завизжала старуха и спрыгнула с потолка на пол, словно паук-переросток. Она подобралась и прыгнула к двери, сбив с ног, появившегося там баронского дуэнью, одетого в штаны и рубаху с синими и белыми полосками. Старуха победно захохотала и рванула следом за девчонкой.
— Твою мать! — выругался спутник его милости, отползая в сторонку.
А тем временем в коридоре послышался топот и крики.
— На клинки её! На клинки насаживай!
И снова выстрелы целым залпом, будто в коридоре не менее половины терции.
Аврора выставила вперёд шпагу и попятилась, прикрывая собой баронского племянника.
— Я всё равно заберу своё! — противно закричала старуха. Затем донёсся звук ломающихся дверей и выбитых ставней, словно кто-то ломился наружу. И вскоре в таверне всё стихло. Слышалось лишь частое дыхание многих людей и осторожный скрип половиц.
А потом в комнату, не спрашиваясь разрешения, вошла Виолетта да Мишель, тащившая взятую под локоть бледную и трясущуюся девчонку. Рыцарка грубо затолкала Гвен внутрь и смерила Аврору с ног до головы насмешливым взглядом, хотя у самой рубаха нараспашку, отчего обе тугие сиськи были открыты всеобщему взору.
Голая Аврора покраснела от злости и поджала губы, а затем вскинула шпагу и направила на гостью.
— Я, по-вашему, смешно выгляжу? Может, клинок в вашем брюхе будет не так смешон?
— Это дуэль? — спокойно переспросила рыцарка и небрежно оттолкнула девчонку в угол. Сама же неспешно вынула из ножен фальшион.
— Если не объясните насмешку, то да!
— Мне отрадно ваше рвение, чтоб вы лишь в доспехах младенца побежали закрыть своим телом своего господина, — ехидно и весьма двусмысленно ответила Виолетта и добавила: — Но от дуэли не откажусь. С удовольствием попорчу вам личико. Слишком уж оно нежное.
— Довольно! — громко произнёс баронский племянник, стоя немного в стороне, — отложите все разногласия до возвращения.
— До возвращения! — процедила Аврора, зло звякнув кончиком своей шпаги по кончику клинка Виолетты. Будет ещё всякая падаль насмехаться над девой рода да Вульпа.
В это время дуэнья, коего барон звал прапором, быстро подскочил к девчонке и стал выпытывать, схватив за плечи.
— Кто это была⁈ Что она хочет от тебя⁈
Служанка зашлась слезами и невнятно залепетала сквозь вой плача.
— Я ду… ду… думала, сбежала. А она за мной пришла.
— Кто?
— Хо… хо… хозяйка-а-а-а. Я кочергой по голове, а она стала не… не… нежитью. — У девчонки подкосились ноги, и она рухнула на коленки. А дуэнья-прапор быстро наклонился и стал внимательно слушать. Девчонка же продолжала лепетать: — Я не хотела убивать. Я просто кочергой. Она меня би… би… била всегда. И… и… вот.
Девчонка протянула руки запястьями вверх, где виднелись следы от браслетов
— Она мне на ночь рот затыкала и руки связывала туго. И верёвка была заговорённая.
Вскоре слова девчонки совсем потонули в надсадном плаче. И тряси — не тряси, без толку.
— Заберу её с собой, — проговорил прапор, помогая девчонке подняться и часто кидая взгляд на голую Аврору. — Отпою чаем, потолкую.
— Да гнать её прочь, — проговорила рыцарка.
— Нет, надо сперва понять, что происходит, — проговорил баронский племянник.
— Только я сам, хорошо? — тут же проговорил прапор и продолжил, перемежая слова королевского наречья с халумарскими. И послышалось что-то вроде «допрос» и «разведка». А ещё он почему-то называл барона не его милостью, а странным словом «командир».
Рыцарка, от которой обильно пахло вином, пожала плечами и вышла. Следом и дуэнья-прапор со служанкой покинули комнату, оставив Аврору наедине с господином.
Девушка скосила взгляд на себя голую, на глупый вишнёвый пояс, и ей стало как-то неуютно и обидно. Ведь всё, что можно сделать неправильно, неправильно и сделала: и соблазнение, и охрану.
Аврора еле пересилила себя, чтоб громко, пинком, не захлопнуть за ушедшими дверь.
— Простите, ваша милость, этого больше не повторится. Я вас больше не оставлю наедине с тварями и буду оберегать ваше ложе, — проронила девушка, подошла к кровати и положила повдоль посередине свой клинок, как знак чистых помыслов и преграду между мужчиной и женщиной, а потом и сама легла на самый краешек, положив на живот пистоль. Так было правильно. Так было в кодексе рыцарства и легендах.