Нельзя было сказать, что их встретили очень уж неприветливо, но и особой теплоты во взглядах тиданей тоже не наблюдалось. На въезде в город караул удовлетворился проверкой верительных бумаг и несколькими общими вопросами, но еще до того, как Хань и остальные подъехали к стражникам, тайпэн заметил вестового, отряженного за массивные приземистые ворота. Результатом этого предупредительного оповещения стала небольшая встречающая делегация на круглой площади, замыкавшей цепочку воротных укреплений. Сама площадь была окружена высокими каменными редутами, замшелыми от времени, но позволявшими прекрасно и главное безбоязненно расстреливать любого, кто сумеет вырваться из тесного «мешка», угодив прямиков на открытое пространство, лишенное малейших укрытий.
Десяток солдат играл лишь роль сопровождения, и определить, кто на самом деле возглавлял эту группу, не составило большого труда. Невысокий крепкий воин, для которого так и просилось определение «поджарый», в подбитых кавалерийских сапогах и начищенных стальных доспехах шагнул вперед.
- Тысячник Хорша, командующий гарнизона и третий советник баскака Юлтана Хардуза.
- Тайпэн Ли Хань, слуга Единого Правителя.
На геометрически правильном лице тысячника, имевшем аккуратную клиновидную бородку и длинные висячие усы, застыло напряженное выражение, но свой шлем он держал на сгибе левого локтя, а ножны с массивным кончаром были сдвинуты за спину, демонстрируя тем самым, что Хорша готов вести беседу открыто и в приветливой манере.
По левую сторону от офицера замер высохший сгорбленный старик, чья кожа за долгие годы потемнела до того оттенка, что приобретает красное дерево после тщательной обработки лаком. Его одеяние из шкур и волчьего меха было увешано костяными амулетами и серебряными погремушками, а в длинные седые космы, разбросанные по плечам, оказались вплетены пучки сушеных трав и черные ленты. На широком поясе шамана особенно выделялись старинный бубен с бронзовыми кольцами и целый набор блестящих инструментов, каждый из которых был подвешен на собственное отдельное крепление. Кроме привычного «походного» набора алхимика–травника среди «магических атрибутов» говорящего с духами Ли не без интереса подметил и кое–что из «арсенала» лекарей–хирургов, и несколько инструментов резчиков–ювелиров, и даже некоторые хитрые приспособления мастеров, работавших с тонкими механизмами.
По другую руку от Хорши стоял человек, бывший полной противоположностью старика–шамана. Очень молодой монах, едва ли старше самого Ханя, с живыми веселыми глазами, несомненно, принадлежал к какой–то из кочевых народностей, хотя брил голову и носил положенные красные одежды. Из всех троих только этот парень открыто улыбался и смотрел на гостей с интересом, но без страха.
- Тайпэн, — продолжил тысячник после привычного обмена приветствиями и пожеланиями удачи, — баскак Юлтан Хардуз будет рад лично приветствовать тебя в своем городе. Он давно ожидает посланников от нефритового Императора, и будет вдвойне доволен тем, что встретит именно вас. Но есть определенные трудности, связанные с вашим возможным пребыванием в Кемерюке, — последовал недвусмысленный жест рукой сначала в сторону шамана, затем в направлении монаха. — Баскак не может рисковать жизнями жителей города и членов совета, так просто допуская в сюда тех, о ком идет не только добрая слава.
- А если бы кто–то согласился на недавнее предложение, то сейчас хватило бы всего лишь одного его слова, — Таката, как всегда, была в своем репертуаре.
Поначалу Ли испугался, что ритуал, который собирались провести спутники Хорши, мог бы навредить къёкецуки, но тысячник, быстро уловив в словах гостя страх не за себя, а за спутников, предложил Ханю держать обнаженный клинок у его шеи на всем протяжении процесса, если это принесет ему успокоение. Тайпэн вежливо отказался, принимая на веру слова начальника гарнизона, чем заработал со стороны последнего уважительный поклон в традиционном имперском исполнении.