— Работал бы в другом магазине…
— И там бы тебе объяснили то же самое. Или обошлись бы еще хуже. — Голос сеньора Мартинеса пробивался сквозь стрекотанье пишущей машинки и телефонные звонки, извиваясь, как змея в зарослях. — Я плачу тебе жалованье и вдобавок комиссионные, если ты находишь клиентуру. Но если ты сбываешь товар моим постоянным клиентам, то за комиссию тебе ничего не положено. Достаточно щедрого жалованья.
— Сейчас я, конечно, должен молчать и терпеть, — громко сказал парень. — Сейчас ничего не поделаешь! Но Батиста не вечен. А когда не будет Батисты… — Он не договорил и вышел, хлопнув дверью.
Мартинес, сжав кулаки, бросился было за ним, но у двери остановился.
— Нахал! — прошипел он и, размахивая руками, забегал по комнате. — Как он смеет говорить такое? Грозить падением Батисты мне?! Да я только и мечтаю об этом… Чтобы завтра же его не было!
Он постепенно замедлял шаги и остановился как раз позади девушки, которая тотчас перестала печатать. Придав лицу лирическое выражение, хозяин положил руки ей на плечи. Она не шевелилась. В это время в дверь снова постучали. Сеньор Мартинес кинулся к своему столу, схватил первую попавшуюся бумагу и углубился в нее.
— Войдите! — Голос его звучал ровно.
Стучавший вошел, и Мартинес, радостно улыбаясь, ответил на вежливое приветствие.
— Привет, привет, Роландо! Как дела?
Он предупредительно пододвинул вошедшему стул. Синтра сел.
— Принес? — спросил коммерсант, тоже садясь на свое место. — Не беспокойся. Сеньорите Ниобе можно доверять.
Молодой человек кивнул секретарше и, вынув из кармана брюк плотный белый конверт, достал из него стопку каких-то бланков, похожих на лотерейные билеты. В руках Мартинеса появилась пачка денег.
— Сто? — спросил Роландо.
— Давай на двести песо, — ответил торговец.
Молодой человек отсчитал несколько бланков, а Мартинес протянул ему деньги.
— Большое спасибо, — поблагодарил гость.
— Не за что. Извини, что не могу взять больше. Это все, что в моих силах: покупать боны, ну и посылать лекарства, конечно. Другие платят жизнью. Я глубоко штатский человек и только помешал бы вам в активной борьбе! Иногда возмущение нашим правительством так велико, что хочется взять пистолет и покончить…
Девушка удивленно слушала расходившегося хозяина. Заметив ее взгляд, Синтра прервал Мартинеса:
— Будьте осторожны. Вас уже четырежды задерживали, и не стоит искушать судьбу.
— Да, они хватали меня уже четыре раза, — гордо подтвердил торговец. — Ну и что? Пусть убьют, если хотят! Правда, у меня есть друзья в армии, но я никогда к ним не обращался. Никогда. Они вмешивались исключительно по собственному желанию. Но я не чувствую к ним никакой благодарности. Поверь. Я даже слышать не хочу о них! Когда власть будет в ваших руках, я буду служить там, куда меня пошлют. И без жалованья!
Гость попрощался, и Мартинес, проводив его до двери, запер ее на задвижку, потом подошел к девушке.
— Вернемся к нашим делам, — сказал он.
Она вытянула точеные ножки и вопросительно посмотрела на хозяина.
— Ну как? — нетерпеливо спросил тот. — Оживим роман или нет?
Девушка улыбнулась и опустила глаза.
— Мне не нравится короткая любовь, — ответила она шепотом.
— Мне тоже, — сказал Мартинес, поглаживая шею девушки. — Но я тебе ее и не предлагаю. Ты ведь знаешь, что я женат.
— Да.
— И я тебе уже говорил, что, хоть у нас и лет детей, я не могу развестись. У нее больное сердце, — продолжал он, все так же поглаживая шею секретарши. — Такой удар при ее здоровье… Все-таки мы уже пятнадцать лет вместе. Понимаешь?
— Да.
Сеньор Мартинес дрожащими руками взял ее под локти и заставил подняться со стула. Обнял тонкий, крепкий стан.
— Ты знаешь, что мои дела идут хорошо. — Он искал ее взгляда. — С сегодняшнего дня я предлагаю тебе полный комфорт. А через два года буду содержать тебя, как королеву, я уверен. Куплю дом, машину, яхту… — Он все больше воспламенялся. — Да, яхту, драгоценности. Все, что захочешь. Через два, ну, через три года, когда падет Батиста… Понимаешь?
— Да… — сказала она и склонила голову. Сеньор Мартинес шумно вздохнул и, словно сургуч к бумаге, прилип губами к ее яркому рту.
Часы собора уже давно пробили два. Парк был пуст, тень не падала ни на одну из его скамеек. Негр сидел спиной к улице Агилера и муниципалитету. Его пиджак чуть не дымился от солнечных лучей. Негр все время менял позу: то вытягивал свои длинные ноги, то поджимал, то клал одну на другую. Он не ел с самого утра. Но голода не чувствовал. Его усталые глаза оживлялись лишь с появлением редких прохожих. Он внимательно разглядывал каждого, и тогда складка у него на лбу становилась еще заметнее.