Гуантанамец открыл было рот, но негр продолжал:
— Это страшно. Таких вещей нельзя допускать. Вовлекая массы в революцию, надо выдвинуть ясные и конкретные лозунги, чтобы народ верил в то, что плоды пожнет он, именно он. Люди руководствуются своими интересами. Без конкретных лозунгов, без методов борьбы, без ясной программы…
— Лозунг есть! — пылко прервал его собеседник. — Этот лозунг: «Долой тиранию!» Метод борьбы — партизанский, а программа — Свобода! Всеобщая забастовка — вот лучшее оружие в этой борьбе.
Негр возразил, не повышая голоса:
— Но ведь надо ясно представлять себе и первые результаты борьбы…
— Какие результаты могут быть более ощутимы, чем свержение Батисты?
— Только тем, что ребята дают себя убивать, Батисту не свергнешь.
— Свободу завоевывают кровью!
Негр ожесточенно тер лоб рукой, будто это могло помочь ему понять собеседника.
— В революции главная сила — живые, а не мертвые. Мертвые могут служить знаменем, чтобы вести вперед живых. Революции не помогает вид мертвецов, брошенных в кузов грузовика.
Новый знакомый слушал его с блестевшими от возбуждения глазами.
— Вы не мальчик, вы должны это понять, — убеждал негр.
Гуантанамец снова взглянул на часы и, покачав головой, встал.
— Извините, — сказал он тихо. — Извините, но у меня еще одно свидание. Мы о многом еще должны поговорить, и мне приятно было спорить с вами. Очень жаль, что мне пора идти. Поверьте, для меня формальные моменты не главное. Завтра мы снова встретимся. Приходите, пожалуйста, к девяти часам в баптистскую церковь в районе Суэньо. Вы хорошо знаете город?
— Да.
— Ну и прекрасно. Спросите сеньора Валентина.
Гуантанамец дружески протянул руку. Поднявшись, негр ответил на пожатие. Глаза его погасли, лицо снова осунулось.
— Завтра, — неуверенно протянул он. — А если этого завтра не будет?
Гуантанамец пожал плечами и еще раз встряхнул руку негра.
— Тогда будем считать, что нам не повезло, — ответил он и, повернувшись, быстрым шагом пошел по аллее. Усевшись снова на скамью, негр долго смотрел ему вслед.
В комнате после ухода солдат все было перевернуто вверх дном, вещи разбросаны, на полу осколки и черепки.
Старушка накинула на плечи черную шаль, собираясь выйти на улицу. Она не причесалась и была все в том же старом сиреневом платье с жирными пятнами.
— Куда ты? — спросила Ракель.
— Искать отца.
— Ты с ума сошла! Где ты будешь его искать?
Упрямо качнув головой, женщина пошла к двери.
— С ним что-то случилось, — тихо сказала она. — Уже больше трех, а он всегда приходит к двенадцати. Схожу на фабрику, в «Скорую помощь», в полицию, в казармы…
— Подожди дома. Он придет, — настаивала девушка.
— Не могу, не могу я ждать! — крикнула мать и вышла, хлопнув дверью.
Она бежала по улице с давно забытой легкостью. Тревога придавала ей силы. Лишь пройдя несколько кварталов, София заметила, что не переоделась и не причесалась. «Подумают, что я сумасшедшая!»
София шла по солнцепеку, придерживая у горла шаль, свою единственную защиту от палящих лучей. Энергия отчаянного порыва иссякла, теперь она с трудом переставляла ноги в домашних без каблуков туфлях, которые были ей велики. Она тупо смотрела вниз на пыльную, раскаленную землю. Мокрое от пота платье прилипло к телу, рот жадно хватал воздух, она продвигалась вперед рывками, будто кто-то толкал ее в спину, не глядя по сторонам, не замечая ничего вокруг себя. Так она миновала еще несколько кварталов.
Сначала София направилась на ромовую фабрику, где работал Хуан. Уже заступила вторая смена. Огромное Здание дрожало от гула машин. Она подошла к деревянному домику проходной, обнесенному красной решеткой. Толстый лысый старик поднялся из-за стола и заковылял к двери проходной.
— Где Хуан? — не поздоровавшись, выпалила женщина.
Старик покачал головой и развел руками.
— Не знаю, София, — ответил он, в его голосе слышалось участие. — Он вышел, как обычно, в половине двенадцатого. Назад не возвращался. Он что, не обедал дома?
У нее перехватило горло. С трудом выдавила:
— Нет… Куда бы мне еще пойти?
Старик отвел глаза.
— Я очень занят. Эти двое, что там стоят, инспекторы из асьенды, — он кивнул в сторону проходной. — Очень сожалею, но…