— У меня другая репутация.
— Ты душевный человек и истинный кубинец, а твое семейство принадлежит к высшему свету.
— Тебе не дает покоя мое семейство.
— Потому что оно мой соперник. Соперник, который одержал верх. Так как, по-твоему, я должна к нему относиться?
— Сейчас тебе представляется счастливый случай.
— Я начинаю карьеру — вот и все.
— У тебя хороший голос.
— Неизвестно еще, понравится ли он венесуэльцам. Меня будут объявлять так: «Рита Сильва, мягкое сопрано тропиков». Пожалуй, лучше было бы: «Жесткий комический кашель».
— У тебя хороший голос, — улыбнулся Габриэль.
— Ну ладно, хватит! Чего ты хочешь? Чтобы я благодарила тебя за все: за брошь с бриллиантами, за контракт в Каракасе, за билет на самолет? Ты рассчитал меня, как прислугу.
— Рита, любовь моя, не говори так. Ты знаешь, как ты мне нравиться.
— И потому ты запихиваешь меня в самолет.
— После вашей встречи в больнице Мария так переменилась ко мне. Она и смотрит-то на меня иначе и почти не разговаривает.
— И это после того, что я для тебя сделала.
Седрон не ответил, напрасно стараясь припомнить, что она имеет в виду.
— Ты много для меня сделала, — наконец сказал он.
— Разве не я посоветовала тебе поладить с Батистой? Еще тогда, десятого марта, я тебе это сказала. Видишь? Ты поладил, и все сошло хорошо.
— И совсем я с Батистой не поладил. И в правительство не вошел. Просто кое-кто из моих друзей оказался сейчас наверху, вот и все.
— У тебя везде и повсюду друзья. И всегда у тебя все хорошо.
— Я хочу, чтобы и моя дочь была мне другом.
— И твоя жена — тоже?
— Эрнестину я уважаю. Ты это знаешь.
— Ты не ее уважаешь, ты уважаешь деньги, которые достались тебе после ее деревенщины отца. А ее ты не уважаешь.
— Если ты будешь так себя вести, я уйду отсюда к чертовой матери! — крикнул Седрон.
Ритика не ответила. Седрон подозвал официанта и попросил принести сигары «Корона». Они так и молчали, пока не вернулся официант с коробкой сигар, украшенной золотыми и красными печатями. Седрон осторожно достал сигару и закурил ее от серебряной зажигалки. В репродуктор объявили рейс триста семнадцать маршрутом на Каракас, Венесуэла, и попросили пассажиров подойти к первому выходу.
— Прости меня. Мне было очень хорошо с тобой.
— Мне очень жаль. Правда, очень жаль, — сказал Седрон.
— Ты будешь мне писать?
Седрон кивнул. Ритика взяла свои вещи. Проходя мимо кассы, Седрон заплатил. Они вышли в коридор, и их сразу обдало зноем. Спустились по узенькой лестнице. Внизу, среди моря чемоданов, суетились элегантно одетые пассажиры. Седрон с Ритикой подошли к первому выходу.
— Как зовут этого твоего приятеля, импресарио? — спросила Ритика.
— Карраль. Запиши, а то забудешь: Карраль.
— Нет, я запомню.
— Не беспокойся, он будет встречать тебя в аэропорту. Я дал телеграмму.
Пассажиры выстроились в очередь, Ритика тоже заняла свое место.
— Ладно, милый, прости, что я так вела себя. И будь хорошим, пиши мне. Помни, что я под твоей защитой, а тебя охраняет Чанго. И не забывай маму. Она тебя любит.
Седрон на все кивал. Очередь двигалась. Пассажиры предъявляли билеты служащему в безупречно белой рубашке и черном галстуке. Когда до Ритики оставался всего один человек, она вышла из очереди и поцеловала Седрона в губы. Габриэль в последний раз ощутил влажное и нежное прикосновение ее рта. Ритика обняла его и прошептала в самое ухо:
— Ты для меня единственный мужчина, и всегда будешь единственный.
— Сеньорита… — позвал служащий от дверей.
Ритика предъявила паспорт и билет, толкнула стеклянную дверь и вышла на дорожку. И уже оттуда прощально махнула Седрону рукой и сказала одними губами, так, чтобы он понял, стоя за стеклянной дверью: «Пи-ши».
Седрон тоже помахал и смотрел через стекло до тех пор, пока Рита не скрылась в самолете. Тогда он пошел к выходу. Черный «кадиллак» стоял совсем рядом. Шофер разговаривал с полицейским. Увидев Седрона, он быстро сел за руль и плавно подал машину к дверям. Габриэль Седрон нехотя открыл дверцу и повалился на мягкое сиденье.
— Куда, сеньор сенатор?
— Домой, Чичо. Поедем домой.
Эрнестина Гираль вырвала из календаря вчерашний листок. «Всегда надо точно знать время и какой сегодня день. Все называют меня легкомысленной; может, они и правы: вот Мария дель Кармен мне что-то говорит, а я не понимаю, о чем она. Ладно, значит, сегодня суббота, и сейчас около полудня. В сиесту Габриэль будет спать. Он должен вот-вот приехать и, наверное, захочет выпить, Пойду послежу, чтобы приготовили. Мария дель Кармен в клубе и, наверное, останется там обедать. Она позвонит мне, а если не позвонит, надо будет позвонить самой, узнать, там ли она. Если она сегодня вечером собирается куда-нибудь пойти повеселиться, нужно приготовить ей платье. И за этим надо присмотреть. Ах, нет, помнится, она хотела вечером поехать на Варадеро. Переночует у Санчесов. Обязательно поедет, там сегодня весь Билтмор-клуб. Ведь начинается сезон. Так… что же еще?.. Что же еще?..»