Он открыл глаза, когда показывали хронику. Батиста посещал какую-то школу. Испуганные ребятишки жались в глубине, а на нередкий план лезли и теснились вокруг президента толстые сеньоры.
Когда Даскаль вышел, было уже темно. Он подошел к машине, и босой негритенок протянул к нему руку: «Я хорошо смотрел за ней, доктор». Даскаль дал ему реал. По Прадо он спустился до Портовой улицы. Луна была на ущербе, и стоявшие в бухте корабли казались темной и колеблющейся массой, которая то закрывала, то открывала вновь огни Реглы и Каса-Бланки. Даскаль проехал мимо Кастильо-де-ла-Фуэрса, пересек площадь Сан-Франсиско, миновал таможню. Он ехал мимо причалов, складов, залов ожидания, снова складов. Дальше покачивались шхуны, точно старые, беззубые проститутки.
Он остановился напротив вокзала с двумя башнями, претендовавшими на сходство с башнями флорентийской Сеньории, и поставил машину между двумя такси. Ему сказали, что Стоянка здесь. Приняв безразличное выражение и выпятив вперед нижнюю губу, он зашагал к ближайшим дверям «Голливуда».
Представление уже началось. Из зала неслись хриплые невнятные крики, шум аплодисментов. Даскаль подошел к стойке и попросил виски с водой.
Один из оркестрантов объявил в микрофон номер Хулии из Ла Таины. Барабанщик выбил дробь. Все и без того немногочисленные огни «Голливуда» погасли, только слабый красный луч освещал площадку для танцев, и мелодия в восточном духе возвестила выход Хулии. Выждав несколько тактов, она появилась на сцене, семеня мелкими шажками, покачивая в такт бедрами.
Из-за столика, где царило оживление, бешено аплодируя, вскочил какой-то разгоряченный фанатик — поклонник Хулии, но руки приятелей тут же усадили его обратно. Расстегнутая сорочка позволяла видеть его толстый живот, обтянутый чистой нижней рубашкой с поблескивающей на ней золотой медалью, свисавшей с шеи. На голове — лихо сдвинутая назад морская фуражка с латунным якорем. Моряк снова принялся бить в ладоши и кричать: «Хулия, Хулия, Хулия!» Ла Таина смущенно поглядела на него. Она была закутана в лиловую вуаль, а на голове у нее высилась сложная прическа, которая делала ее похожей на английского гвардейца. Хулия еще покачала бедрами под звуки кларнета и барабана, но вдруг ударили в тарелки, и она стала отплясывать румбу, извиваясь и тряся плечами.
«Хулия, сними ты эту москитную сетку!» — закричал моряк. Танцевала Хулия в не совсем обычной манере: ни разу не нагнулась и не поднимала зубами платков с пола. Она ловко управлялась с длинной вуалью: на мгновение приоткрывала свою толстую ляжку и тут же прятала ее, чтобы снова повторить то же самое, но уже с другой ляжкой. Увидеть ее всю целиком не удалось ни разу.
Сухой удар в барабан — румба кончилась, и Хулия сбросила вуаль. Она была почти голая: огромные груди прикрывал тесный, расшитый блестками бюстгальтер, мощное тело выпирало из-под крошечных трусиков. Моряк с криком бросился к площадке, плюхнулся на колени перед Хулией и, обхватив ее руками, яростно укусил в жирное бедро. Вцепившись моряку в волосы, Хулия издала истеричный вопль. Барабанщик вскочил со стула и, не сумев вырвать Хулию из рук моряка, дал ему коленом в ухо. Даскаль ясно видел, как меж зубов пьяного проступила кровь. Оркестрант пнул его еще, и выпуклая клетка подошвы оставила отпечаток на щеке моряка. Огни в зале зажглись в тот самый момент, когда моряк разжал наконец зубы и выпустил Хулию, а она, рыдающая, окровавленная, с растрепанной прической, ушла, оставив на полу несколько локонов из шиньона. Пока моряка уводили, ударник изловчился и еще раз пнул его ногой в живот.
Даскаль пошел прочь от «Голливуда» к уцелевшей среди развалин части древней крепостной стены. Он сел прямо на траву подле изъеденного временем бастиона и закурил сигарету. Подошел полицейский: «Что случилось? Вам плохо? — Нет, все в порядке. — Так вы пьяны?» Даскаль, не отвечая, поднялся и пошел к своей машине, стоявшей рядом.
Он медленно проехал расстояние до ближайшей колонки, находившейся по другую сторону вокзала. И пока машину заправляли бензином, смотрел на белые облака пара над поездами, прибывавшими и отправлявшимися с вокзала.
У Кастильо-де-Атарес он сбавил скорость. По широкой улице проехал, не превышая шестидесяти километров и машинально читая огромные вывески на складах компании «Свифт». Возле виадука различил отдающий гнилью запах свалки, который еще усиливался в ночной прохладе. Он поглядел на часы: десять минут первого. За складами министерства общественных работ Даскаль повернул направо, чтобы пересечь площадь Вирхен-дель-Камино и выехать на Центральное шоссе.