Он сцепил зубы и медленно протащил сквозь них шершавые слова:
— Ничего. Пересилю… Перемогу…
От этих слов вроде бы полегчало на душе. Он закрыл глаза, расслабил мышцы.
Кто-то осторожно, но настойчиво стучал в окно. Василий Иванович с трудом оторвал от подушки тяжелую голову, прислушался. «Кого несет в такую рань? Только задремал». Нехотя слез с постели, подошел к окну. Увидел незнакомое лицо с рыжей бородой. Василий Иванович распахнул створки.
— Что тебе? — спросил сердито.
— Здравствуйте, товарищ Рыбаков, Извините, что потревожил. Думал, застану в райкоме, припозднился. Так что извините…
— Ну? — перебил он и сел на подоконник. — Пожар, что ль?
— Хуже, Василий Иванович. Я из «Новой жизни». Плесовских моя фамилия. Коммунист и демобилизованный сержант…
— Ну?
— Меня наш парторг Новожилова прислала. Еле добрался.
— В чем дело? — теряя терпение, громко спросил Рыбаков.
— Вредительство у нас. Председатель в июне снова на фронт. Ему на все наплевать. Засевает землю негодными семенами. Отходами. Что было хороших семян, за водку в соседний район променял, а теперь… Новожилова, как узнала, кинулась к нему. Он пьяный. Тракториста с сеяльщиком тоже напоил. Чуть не поколотил бабу, хоть она и парторг. Вот мне и поручили… Не сегодня-завтра сев закончит, отрапортует. Тогда…
— Понятно. Заходи в избу, отдохни…
Через час на дороге, ведущей из райцентра, показался райкомовский Воронко. Он бежал тяжело: в ходке сидели четверо — рыжебородый Плесовских, Василий Иванович, прокурор Коненко и начальник милиции Чернявский.
Обгоняя их, от села к селу летели телефонограммы: «Подготовьте лошадь. Рыбаков». И вот у колхозных контор ставились лучшие артельные лошади в упряжке. Рыбаков передавал вожжи уставшего коня в руки колхозного конюха, пересаживался на подготовленную подводу и продолжал путь.
Пять раз они сменили лошадей и во второй половине дня подъехали к полям «Новой жизни». Подъехали и сразу увидели диковинную картину.
На пологий пригорок выскочил разномастный худой бык, волоча за собой борону. Из-под бычьего хвоста тянулась густая струя черного дыма. Бык натужно ревел, ошалело тряс головой и взбрыкивал всеми четырьмя ногами. Борона за что-то зацепилась. Бык мукнул, по-козлиному скакнул в сторону. Постромки лопнули. Обезумевшее животное с удвоенной скоростью помчалось по пашне, оставляя за собой дымный след.
— Что за чертовщина. — Рыбаков натянул вожжи. — Откуда дым?
— А может, здесь изобрели газогенераторных быков? — без тени иронии проговорил прокурор, округлив в изумлении глаза.
Тут на бугор выбежал мальчишка. Нелепо размахивая руками, он понесся наперерез быку.
— Да это же Колька Долин, — узнал мальчишку Плесовских и, привстав на ходке, закричал: — Колька! Иди сюда! Живо!
Колька остановился. Посмотрел на убегающего в лес быка, перевел взгляд на незнакомых людей, поджидавших его в ходке, и, отрешенно махнув рукой, медленно поплелся к дороге. Подошел, шмыгнул покрасневшим носом, спрятал кулаки в карманы драного отцовского пиджака. Несколько раз переступил босыми ногами и замер в ожидании.
— Твой бык побежал? — спросил Рыбаков, сдерживая смех.
— Мой. — Колька почесал голую растрескавшуюся пятку о холщовую штанину.
— Он у тебя на чурочках или на лигроине ходит? — усмехаясь, подал голос Коненко.
— Ни-и, — неуверенно протянул Колька.
— А что же у него из заду дым, как из паровозной трубы?
Мальчишка шмыгнул носом и ответил:
— Это сено. Я ему под хвост сена подложил и поджег. Для скорости. Чтобы тянул лучше. А он бзыкнул и утек.
Мужчины долго хохотали. Осмелевший Колька тоже смеялся. Когда насмеялись вдоволь, Рыбаков сказал:
— За такие штучки надо снять с тебя штаны да приложить крапивы к голой заднице. Понял? Беги, лови его и веди к ветеринару. И чтобы больше…
Колька не дослушал, сорвался с места и кинулся к перелеску, в котором скрылся бык…
Председателя колхоза нашли в поле. Он стоял в борозде, широко расставив ноги, и мутными глазами следил за удаляющейся конной сеялкой.