В районе создалось чрезвычайное положение. Школы закрылись: ученики ушли на уборку. Тысячи служащих и домохозяек были мобилизованы на спасение урожая.
С первых дней уборочной райком партии направил Степана Синельникова уполномоченным в отдаленный колхоз. Вместе с колхозниками Степан работал как одержимый. Он жал и молотил, возил снопы и веял зерно. Он подгонял нерадивых, подбадривал усталых, хвалил работящих. Он был настоящим политруком одного из многих соединений, ведущих беспримерную битву за хлеб.
Ночью позвонили из райкома партии — завтра в одиннадцать совещание партактива. Вместе с председателем колхоза Степан выехал в райцентр.
До начала совещания оставалось полчаса.
Василий Иванович сидел за столом, уткнувшись взглядом в испещренный цифрами лист. В кабинете — Плетнев, Тепляков, Федотова. У каждого в руках такие же листки. Это сводки о ходе хлебоуборки. Цифры в них убийственные. Лучшее хозяйство района «Колос» едва перевалило за половину. А колхозы Иринкинской МТС в среднем еле дотянули до пятнадцати процентов.
Зазвонил телефон. Василий Иванович рывком снял трубку с дребезжащего аппарата.
— Рыбаков. Здравствуйте, Игорь Денисович…
Все насторожились, услышав имя первого секретаря обкома партии. Отложили в сторону сводки, уставились на Рыбакова. А он медленно цедил слова:
— Да… Получили… Тоже получили… Читал… Достаточно… К первому ноября… А я говорю — будет… Я коммунист, Игорь Денисович, и дорожу своим словом не меньше вашего… Хорошо… До свидания!..
Опустил трубку. Обвел взглядом лица товарищей. Поиграл тугими желваками и принялся сворачивать папиросу. Желая отвлечь его от неприятных мыслей, Федотова сказала, кивнув в окно:
— Смотри, школьники пошли картошку копать. Молодцы. Дождь, а они пошли.
Рыбаков подошел к окну. Мимо райкома проходила большая толпа детишек с ведрами, лопатами, вилами, Впереди с песней браво протопали старшеклассники. Малыши двигались кучно, как стадо.
— Что-то я своего Юрки не вижу.
— Может, он впереди прошел, — сказала Полина Михайловна.
— Нет, — мотнул головой Василий Иванович.
— Да ты мог и проглядеть, — вмешался Плетнев.
— Я еще строевик по зрению. — Василий Иванович дождался, пока прошли все ученики. Подошел к телефону. Крутнул ручку.
— Квартиру.
Подождал, пожевал потухший окурок.
— Варя? Где Юрка? Почему он не пошел копать картошку? Насморк? К чертовой матери все насморки! Дай ему трубку… Юрка.. Что?.. А я разрешаю. Сейчас же одевайся и догоняй своих ребят. Бегом!
У окна стояли все. Минут через пять на дороге показался мальчишка. Он бежал, разбрызгивая грязь. По лицу Рыбакова скользнула улыбка. Он отошел к столу, тяжело опустился на стул.
— Давайте подумаем, товарищи, что делать. Я дал слово секретарю обкома к первому ноября убрать весь хлеб. Выдюжим?
— Так оно ведь, кто ее знает, шего она, погода, еще сошинит.
— Выдюжим, Василий Иванович, — твердо сказал Плетнев.
— Сделаем, — поддержала его Федотова.
— А ты, Тепляков, значит, сомневаешься? — Василий Иванович немигающим взглядом смотрел на своего заместителя.
— Пошто? Я не сомневаюсь, просто надо подумать со всех сторон…
— Думай с одной стороны. Сделать — и все!
— Так я ше… — Тепляков смущенно потупился и сделал вид, что изучает сводку.
— Я вот что думаю, Василий Иванович… — начал Плетнев.
В кабинете Рыбакова еще совещались, а в зале парткабинета уже собрались все, кого вызвали на совещание. Люди привыкли не опаздывать. Тут были уполномоченные райкома, руководители МТС и колхозов.
Ровно в одиннадцать началось совещание.
— Митинговать, товарищи, некогда, — медленно, жестко заговорил Рыбаков. — Время дороже слов. Мы проваливаем хлебозаготовки. В среднем по району девятнадцать процентов. Обком партии установил срок окончания уборки к первому ноября. Мы от вашего имени заверили областной комитет, что малышенские коммунисты справятся с заданием. Сейчас послушаем председателей и уполномоченных. Потом договоримся о конкретных делах. Начнем с «Новой жизни». Давай, Новожилова.
— Нынче у нас с уборкой получше, а хвалиться все-таки нечем. График не выполняем. Сдано всего тридцать шесть процентов. Много хлеба на корню. И в суслонах много. С ними совсем беда. Прорастает и гниет. Комбайны второй день не молотят…
— Ты что тут панихиду завела? — перебил ее Рыбаков. — Нас не разжалобишь. Не затем собрались. Доложи, как будешь положение поправлять.