Выбрать главу

Такого с ним никогда не было: это рассказывал ему школьный товарищ Володя Михеев. А он пересказал. Если бы его спросили зачем, он не смог бы вразумительно ответить. Ему было неудобно признаться в том, что он всегда был обеспеченным человеком. Но кто в это поверит?! Например, в то, что ему стыдно, что в своих нередких командировках за границу он получает в день, сколько тот же Володя зарабатывает в школе за месяц? Он понимал, что у него очень ответственная и важная работа, но понимал и то, что работа врача и учителя тоже дорогого стоит.
- Так вы учитель?! – удивилась Наташа.
       Он ответил, что давно ушёл из школы. И потому что безденежье замучило. И из-за того, что с каждым годом детей, которые хотят учиться, становилось всё меньше, а заставлять остальных, хоть что-то делать - всё труднее. Это были Володины слова, и Наташа согласилась с ними.
- Если и дальше так платить будут, - сказала Света, - я вообще не знаю, кто в школе останется. Только такие ненормальные, как Наташка. Вы бы знали, с каким трудом я её забрала оттуда.
- Свет, ты же знаешь, если б не мои Люда и Сашка, я бы не ушла, - ответила Наташа.
- И я б николы нэ пишла з ликарни. А що робыты, якщо дитэй годуваты нэма чым? Хиба можна працюваты, и кожному хворому у кышэню дывыться: подасть чи ни? – сказала Света и тут же спросила, - Сергей, вас не раздражает, что я то по-русски, то по-украински говорю?
Он ответил, что совсем нет. Ему, наоборот, очень нравилось: не так часто приходилось слышать правильную украинскую речь. А у Светы она ещё и по-особому, очень мелодично звучала.

       Они разговорились о детях. Он рассказывал о дочери. Как в детстве возил её на танцы и английский, ходил с ней в бассейн и на выставки. Что она уже вышла замуж и ушла жить к мужу. Как он скучает по ней. Что даже заезжал к ней на работу в редакцию и водил обедать в кафе или ресторан. А потом, увидев, что она, хоть и старается не показать ему, всё же тяготится его появлениями, перестал навязываться. Похвастал, что она хорошая журналистка, и назвал газету, в которой она работает. Пожаловался, что никак не соберётся родить ему внука или внучку. Вместо внуков подарила им с женой котёнка за триста долларов.

       Наташу очень тронула та теплота, с которой он говорил о дочери. Это особенно звучало для неё именно сейчас, когда её собственный муж (слава богу, наконец-то бывший) не только не приехал на свадьбу дочери, но даже не поздравил её. 

       Оказалось, что Света и Наташа жили в городе, в котором Сергей бывал в командировках. Ему было приятно вспоминать то время. Готовился пуск блока, и они дневали и ночевали на станции. Он гордился, что иногда по ночам за ними в гостиницу присылали машину. И город запомнился ему. Чистотой. Уютом и вкусной едой в кафешках. Непривычной мягкостью воды, такой, что плохо смывалось мыло. А ещё доброжелательностью людей: совершенно незнакомые часто подвозили его со станции, категорически отказываясь от денег.
       Сергей давно так много не говорил, а потому удивлялся себе и радовался, что женщинам с ним не скучно. Вспоминал и службу в армии, случаи в электричках. Как ему зимой, когда вытаскивал из вагона сильно перебравшего сослуживца, прищемило дверьми голову. И он так и ехал до следующей станции, обозревая окрестности. До сих пор перед глазами изумлённое лицо пожилой стрелочницы. 
       И слушать ему было интересно: Наташа рассказывала забавные моменты, происходившие на уроках и экзаменах, чувствовалось, что она любит детей и до сих пор скучает по школе. А ещё она с болью говорила, как её предметы - русский язык и литературу - выбросили из школьной программы.
- Я, хоч и щира, як ты кажеш, українка, - сказала Света, - и дужэ люблю свою мову, алэ, гэть, не розумию, кому росийська заважала. И какая дубина придумала, чтобы дети Чехова, Толстого, и тем более Пушкина, на украинском читали…

       Сергей вдруг поймал себя на том, что жалеет, что не работал, как Володя в школе, и не может поддерживать этот разговор. Ведь тогда ему было бы легче понравиться. Нет, не Свете, как ему хотелось вначале. А именно Наташе. Она с каждой минутой всё больше волновала его. Словами и мягкими движениями рук, порой задумчивым и неожиданно печальным выражением лица. А больше всего, улыбкой: искренней и открытой. То удивлённо-наивной, то озорной. Он испытал что-то вроде ревности, когда она пригласила к ним в купе телевизионщика. Наташа узнала его в тамбуре, куда они вышли покурить.