- Да, конечно. Но если ко всему этому есть свобода - начинается насилие, порнография… Я считаю, что огромное количество людей занимается в Сети ну просто… проституцией. И так далее, и так далее… Знаете, во-первых, я должен вам сказать, что польского телевидения я вообще никогда не смотрю. Никогда! Стопроцентно! У меня есть сорок программ всей Европы, а также CNN из Америки… Спутниковая тарелка… И ничего смотреть там нельзя. Я просто перестал. Иногда только последние известия, а так - не смотрю. Потому что там только массовая культура.
- Но ведь она была всегда!
- Если у вас есть, скажем, двадцать книг и из этих двадцати книг одна - хорошая, вы ее найдете. А если из двадцати тысяч книг - двадцать хороших, добраться до них становится очень нелегко. Вот я хожу по книжным магазинам, смотрю, смотрю… Все прекрасно теперь издается, все очень прелестно. А возвращаюсь домой обычно с пустыми руками. Вот вчера я купил себе книгу про Берию. Ее какая-то американка написала. Не то что неинтересно - но ничего нового, чего б я и так не знал, я не узнал. Нет хороших книг. Фактографической литературы тоже очень мало. Но, как я уже вам сказал, у меня есть огромная нагрузка по чтению узко научной литературы. Вот уже несколько лет, как я вернулся из моей частной эмиграции - из Вены, из Германии, я ничего не пишу.
- Почему?
- А потому просто, что мне кажется это излишним.
- И нет желания?
- Нет. Никаких особых желаний. И очень много времени занимает переписка с издателями… Ведь меня все-таки издают на тридцати семи языках мира. Корректура, то-се… Я должен расписываться, давать автографы. Потом - конференции. Я четырежды доктор honoris causa. Потом я какой-то специальный, экстра-гражданин Кракова. Потом - «Братство Гутенберга»… У меня шкаф полон разных, знаете, крестов, наград…
- Пан Станислав, немного возвращаясь назад, к «красной утопии»: по вашим статьям я понял, что вас раздражают капитализм, рынок…
- Он меня всегда раздражал.
- А что бы вы видели в идеале? Какое устройство общества?
- Не существует никакого идеального устройства для реальных людей. Ведь у нас есть такая ностальгия по временам Польской Народной Республики. А в России - по СССР.
- То есть вам кажется, что то устройство более приспособлено к реальным людям?
- Не могу так сказать. Знаете, были огромные жертвы.
- Но без них ничего бы не получилось!
- Но с моральной точки зрения даже неприлично говорить, что было лучше, чем теперь. Мне тогда было хорошо. Но мне и теперь неплохо. Единственное, что изменилось: я стал стар, мне идет восьмидесятый год. А кроме того, я очень удивляюсь, что дожил до такого времени: люди уже побывали на Луне, используется атомная энергия, идет очень быстрый прогресс компьютеризации и дигитализации. Я видел вчера… первый раз… У моего сына маленькая дочка, и они купили себе дигитальный фотоаппарат… Оказывается, с него получаются совершенно замечательные снимки. Но я лично в этом уже не участвую. С меня хватит. Большое спасибо. У меня старая автомашина, «мерседес», я имею ее двадцать лет, проехал более ста пяти тысяч километров - и езжу… мне не надо другой.
- И к компьютеру вы не тянетесь, оставляете секретарю?
- Я возвращаюсь из книжных магазинов, а в руках практически ничего. Молодежь писала стихи и опять пишет стихи. Вроде как будто не было Второй мировой войны, перемены всего общественного строя. Единственная разница: теперь легко издавать всякую чепуху, всякую глупость - и все!
- И вы до сих пор пишете на машинке?
- Да, это старая немецкая машинка. Я написал на ней около тридцати книг.
- И сейчас на ней пишете?
- Сейчас не пишу, нет. Только диктую моему секретарю.
- Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к книге Тейяра де Шардена «Феномен человека»[244]?
- Этого теолога? Нет, я никогда не читаю теологов.
- А к Гумилеву Льву Николаевичу? «Этногенез и биосфера Земли»? Вы читали?
- Нет, нет. Я читаю Бертрана Рассела, Вильгельма Штайна, Поппера - скажем, таких философов. Кроме того, я прошу вас иметь в виду, что в сутках всего четырнадцать часов, которые можно посвятить чтению. Но, кроме чтения, человек должен жить. Заниматься знакомыми… Есть какие-то критики, которые изучают эти произведения. Была недавно конференция, немецко-польская, посвященная всему моему творчеству, а теперь будет в Праге. И я даже на нее не поехал. Могу я сидеть и не слушать ничего, потому что я глух? И это большое счастье. Что я глух.
- А не видели ли вы случайно «Кин-дза-дза»? Это фильм одного нашего крупного режиссера, Данелия, о кризисе техногенной цивилизации. О планете, на которой ужасные отношения между людьми, но зато все летает, перемещается, трансплантируется…