– А я ждал этих слов, Константин Павлович.
Ученый, покачивавшийся в седле, щурился на яркое солнышко.
Вчера они въехали в пределы земель, контролируемых христианами. До стен Антиохии оставалось пара дневных переходов.
– Ждал я этих слов, Костя… – Сомохов почесал переносицу под солнцезащитными очками. – Вы ведь, наверняка, читали книги по истории похода?
– Ну да. Как я мог пропустить? Первым делом.
Ученый склонил голову.
– И что там нынче сказано?
– Там сказано, что Антиохия будет взята еще до осени… В кровавом штурме. Потом будет осада уже мусульманами и деблокада силами византийцев. Потому и спешим, чтобы не придти на пепелище.
– Вот, – ученый поднял указательный палец. – Только у меня… в моем време… варианте исторических событий, все было иначе!
Костя шумно выдохнул, ударил ладонью по луке седла и невольно снизил голос.
– Знаете, Улугбек Карлович, что меня волнует? Вы историю, наверняка, неплохо полистали, пока в двадцать первом веке гостили? Так вот… Там дальше, в следующих веках, много изменений прошло? Ну, по сравнению с тем, что вы учили у себя? А то мне все никак рассказ Брэдбери про убитую бабочку покоя не дает.
– Простите?
Костя отмахнулся.
– Давайте без долгих объяснений – они нас только от сути отвлекать будут. Я вас очень прошу, Улугбек Карлович, постарайтесь на вопрос ответить.
Сомохов убрал походный блокнот, в котором вел записи, и полез в походный мешок, притороченный сзади.
– А мне, право, и вспоминать не надо. Я такие вещи сам себе помечал. Целую тетрадку извел.
Костя взглянул на пухлую общую тетрадь и еще раз шумно выдохнул.
– Так много?
– Да уж… – Сомохов подбросил свои записи на ладони. И улыбнулся. – Только, если вы за будущее переживаете, то не надо так беспокоится.
– Э..?
– Вы желаете узнать, что такое я заметил?
– Ну, как-то так.
Улугбек протянул тетрадь Малышеву.
– Сами убедитесь. Две трети этих изменений пришлись на ближайшие тридцать лет. Из оставшихся почти половина – на следующий век. Еще несколько легких сдвигов, которые можно назвать значимыми для своей эпохи, пришлись на XV-XVI века… И все.
– Как – все?
Ученый стал серьезным.
– Я много думал об этом. Наиболее вероятно, что наше влияние на ход истории, напоминает эффект от камня, брошенного в воду. Круги от него идут далеко. Расходясь все шире, но… и становясь все меньше и меньше. Вода сама гасит эти колебания.
Сомохов повел рукой в сторону степи.
– А представьте, что вы бросаете камень не в пруд, где волнения, им поднятые, достигнут берегов, а, скажем, в море… Или даже океан. Миллионы людей даже не заметят вашего появления.
Костя решил оспорить:
– Но, ведь, мы уже спасли тысячи крестоносцев! И, вероятней всего, будем и дальше влиять?
– Почти наверняка, – Сомохов оглянулся на едущих недалеко "божьих воинов". – Только вряд ли многие из них вернуться из этого похода. Они должны были умереть под Дорилеей – погибнут под Антиохией… Истории все равно.
– А если нет?
– Тогда остается надеяться, что кто-то из тех, кому вы своим появлением сохранили жизнь, сделает нечто, что останется в веках.
– А если сделает?
Сомохов пожал плечами:
– Увидим…
5.
Ранним майским утром под стенами полуразрушенного монастыря на одной из скал, окружавших Антиохию, собрался совет. Вожди похода думали, как быть дальше.
Ситуация не радовала.
Город, выдержавший полгода осады, и не думал открывать ворота и подносить ключи. Осунувшиеся от голода христиане, демонстративно готовившиеся к штурму, со сжатыми зубами посматривали на высоченные стены. Идти на приступ очень не хотелось. Места, где к крепости можно подвести осадные башни, были наперечет, тяжелые длинные лестницы и штурмовые шесты вызывали радостное улюлюканье со стороны тюркских лучников, усыпавших стены. Попытки провести подкоп или взломать ворота провалились одна за другой. Штурмовать придется, но… неудача могла обернуться катастрофой.
Потому как каждый в лагере и в крепости знал, что сюда идут все воины Востока.
Двадцать восемь эмиров сельджуков привели свои отряды под руку мосульского эмира Кербоги. Войско, равного которому тюрки еще не собирали, уже двигалось к цитадели. По слухам на помощь спешило от трехсот до пятисот тысяч мусульман. Даже если отбросить восточную привычку преувеличивать все, новость была отвратительной. Для полутора сотен измотанных "божьих воинов" даже в два раза меньшая армия была угрозой. Зажатые между стенами цитадели, из которой в любую минуты могли ударить в спину, христиане оказались бы между молотом и наковальней.