При взгляде на Костю лицо норманна нахмурилось. Он поднял руку, требуя тишины. Гомон стих.
– Я тебя где-то уже видел, воин?
– Да, светлейший князь. Я – оруженосец легата епископа Адемара рыцаря Тимо из Полоцка.
Боэмунд удовлетворенно покачал головой.
– Верно… Вспомнил, – он подошел поближе. – У тебя достойный господин. Помню этого Тимо… Он славно сражался под Никеей, а под Гераклеей даже ранил самого Кылыч-Арслана. Славная была битва!
Стоявшие кругом викинги, вспомнив захваченные в том сражении богатства, оживленно загудели.
– В том бою вы превзошли моего господина своей храбростью, мой принц. Тюрки бежали от вас, как зайцы бегут перед волком.
Красивое лицо сицилийца перекосила гримаса.
– Ты льстишь мне, шевалье? Разве я поход на смазливую бабу?
Костя смутился, а Боэмунд внезапно расхохотался:
– Но лучше уж пускай мне льстят, чем поносят!
Малышев поклонился.
– Я был бы рад, если бы вы рассудили нас, достойнейший из вождей.
Принц думал недолго. Все происходило около его лагеря, норманны замешаны не были, так что обвинить в пристрастности их предводителя не получиться. И хотя, судя по выражению лица, ему не хотелось занимать себя мелочными разборками, уйти от обязанности, видно, не получиться.
Боэмунд повернулся к франкскому рыцарю:
– Как я понял, претензии, если они есть, должен выдвигать некий Фриенар… Он мертв, значит и обвинений быть не должно.
Франк упрямо задрал подбородок.
– Убитый рыцарь – мой двоюродный брат через мать. Ближе меня родственников у него здесь нет. И я, Алард из Спиниэ, требую от этих убийц полного ответа от лица моего убитого родственника!
– Твой родственник напал в ночи, не представившись. Он не дал противнику одеть брони или взять оружие. Его смерть – защита от вора, а не убийство рыцаря.
– Эти лошади его, значит, не славный Фриенар, а эти пришлые – воры!
Князь уселся в принесенное из лагеря кресло. Суд мог затянуться.
– Хм… Теперь ты обвиняешь их в воровстве?
– Да!
– Это серьезное обвинение. Ты готов доказать свои слова?
– Конечно!
Шум усилился. Собравшимся норманнам не нравился тон высказываний франка.
– Чем ты берешься доказать воровство? Кто видел этих лошадей раньше у твоего брата? – князь подозвал норманна, прошептал тому на ухо несколько слов. Викинг побежал к лошадям, ставших яблоком раздора, и увел их вглубь сада. – Может, ты скажешь, где у какой из них белые пятна или другие отличия? Чтобы мы убедились, что они знакомы тебе?
– Не дело воина забивать голову пятнами на теле скакуна!
Костя перехватил взгляд принца и уверенно произнес:
– У чалого левое ухо наполовину срублено, да на носу два белых пятна, как звездочки… У другого, гнедого, на крупе два шрама от сабельных ударов.
Принц повернулся к Аларду, ожидая его реакции. Франк еще выше задрал подбородок.
– Я не присматривался к лошадям своего брата.
Боэмунд развел руками:
– Если нет доводов…
Франк вспыхнул и схватился за рукоятку меча:
– Вот мой довод! Это лучший довод для двух свободных мужчин!
Гул вокруг стал одобрительным. Божий суд, когда два спорщика сходились в поединке, вверив свои судьбы милости Божьей, считался лучшим средством для разрешения затянувшихся споров.
Князь не спешил:
– Во время похода между принявшими крест всякие поединки запрещены.
Алард вскинул руки к небу:
– Кровь моего брата взывает к мести! Не будет мне места и покоя, пока его убийцы ходят по земле!
Выглядело это пафосно и натужно, но фальши большинство из собравшихся не заметило.
Костя с интересом присмотрелся к такому ярому защитнику чести убитого конокрада. Что ему нужно? Неужели ради лошадей этот хлыщ готов подвергнуться Божьему испытанию? В то, что такие схватки заканчиваются смертью одного из спорщиков и все, что происходит, случается лишь по Высшему пожеланию, тут верили. Те, кто сомневался в Боге, в поход не пошли. Так почему же Алард так жаждет сватки, из которой может… должен не выйти живым?
Разве что…
Боэмунд прервал нить размышления:
– Будет вам суд… Божий, если угодно… Но завтра!
8.
Переброшенный через провал расщелины корявый ствол служил мостом не первый год. Жители ближайшей деревни подрубили сучья, высекли в толстой коре удобную дорожку, закрепили камнями концы. Путь стал безопасен, если путник не пьян, шаг его тверд, а глаз внимателен.