Франки очистили площадку перед воротами, шуганули подлетевшее подкрепление и солидно, медленно въехали в город. Многие из них потрясали отрубленными головами неудавшихся налетчиков.
На холме напротив бесновался задумавший засаду мосульский эмир Кербога. Сражение, должное поднять дух собравшихся газиев, а при удаче, и открывшее бы путь в город, превратилась в звонкую пощечину его воинству.
Не удалась и попытка прорыва во все еще сражающуюся цитадель Антиохии. Кербога понимал, что получив пару тысяч охочих до боя всадников, цитадель превратится в кинжал, занесенный над спиной врага. Впрочем, это было слишком очевидно всем.
Узкую дорогу, ведущую к башням цитадели, перекрыли загодя. Две лобовые атаки сельджукской кавалерии разбились о закованных в кольчуги опытных головорезов Танкреда, как вода о камень. Стена щитов, утыканная стрелами, и груда трупов перед ней действовали на горячие головы выходцев из степей отрезвляюще. Даже заядлые сорви-головы сдерживали бег своих скакунов.
На крутом склоне перед заслоном не было места для любимой тюрками карусели, когда опустошаются колчан за колчаном, а враги падают вдалеке от тебя. Чтобы прорваться к воротам, приходилось идти врукопашную, и бугаи норманны, с десяти лет не выпускавшие из рук тяжелых весел, брали по десятку жизней за каждого своего.
Сельджуки снова отступили.
Не сумев прорваться внутрь, напоив землю своею кровью, "борцы за веру" начали понимать, что атака лоб в лоб – не самая лучшая тактика против тех, кто мечом и огнем прошелся по половине их империи. Мусульмане отказались от планов немедленного приступа. Лазутчики, сновавшие в цитадель и обратно, доносили, что христиане вымотаны и, вообще, многие из них едва стоять могут. Запасов в нижнем городе нет, силы врага тают с каждым днем. По всему выходило, что осада доконает пришельцев куда быстрее сабель мстителей.
Кербога, как не хотелось ему начать штурм и покончить с неверными одним ударом, смирился, унял особо рьяных и начал строить лагерь. Крестоносцы, не взявшие цитадель Антиохии, оказались запертыми между двух огней.
11.
У входа в дом застучали копыта. Костя оторвался от штудирования примитивной карты, единственной толковой вещи, оставшейся в библиотеке. Он как раз пытался соотнести отметки на листе с развернутой на полу карте местности, сделанной в двадцать первом веке.
Получалось так себе. Мало того, что реки за тысячу лет изрядно передвинулись, так еще и горы, незыблемая, казалось, вещь, понемногу стоптались.
Малышев вздохнул. Сюда бы Сомохова, а не его! Было бы дело. Только вот на Улугбека еще долго не приходилось рассчитывать. Удар копьем, даже вскользь, – дело серьезное. Тут бы больницу какую, хирурга опытного. Костя вздохнул. Хотя бы грека, что помогал им под Никеей!
Сомохов, напичканный антибиотиками, с промытой и перевязанной раной, лежал этажом ниже. За ним по мере сил присматривал Хоссам. Старик разбирался в ранах, умело менял повязки и заваривал неплохие настойки. Уход и антибиотики плюс повышенная регенерация, полученная в результате прохода через установку посвящения, должны были вернуть археолога друзьям. Вот только когда?
Костя почесал затылок. По всему выходило, что Горовой уехал на северо-восток, куда-то к предгорьям Курдистана, а то и в самое сердце страны вечно недовольных горцев. Чтобы попасть туда, надо заручиться поддержкой и сопровождением кого-то из местных авторитетов. Без такой мелочи в горах пропадали целые армии. Даже с высокотехнологичным оружием.
А тут еще осада!
Им бы побыстрее убраться от побережья, найти Горового, вернуться к установке в капище, разослать всех, кто желает, по своим эпохам и успокоится, отдохнуть. Вместо этого приходится не выпускать оружие из рук. Блин! Малышев вздохнул. Саша уже наверняка родила. А он даже не в курсе, мальчик у него или девочка.
Защемило в груди. Окружающая лязгающая железом и воняющая протухшим салом толпа резко стала чужой. Захотелось к солнцу виллы, домой, отдохнуть, усесться в кресло, вытянув ноги на подставку. Слушать щебетания жены и решать простые житейские вопросы.
Костя встряхнул головой, отгоняя ненужные видения. Ох, не ко времени такие мысли!
С первого этажа донеслось топанье сапог. Это – Гарет. Только у него на ногах целые подковы. Пока еще подошедшие мусульмане не сумели плотно засесть на всех окружающих город холмах, Гарета, Тоболя и Захара отправили в лагерь норманн.