Снова собирается в дорогу и сам Вавилов. Юзепчук и Букасов привезли столько новинок из-за океана! Видимо, там не один очаг земледелия. И надо попытаться достать семена хинного дерева. Ведь вывоз их с острова Ява категорически запрещен. А в Андах встречается дикое хинное. А малярия в стране — пока еще болезнь миллионов (Кнунянц еще не синтезировал акрихин). А в тайге, в субтропиках Колхиды и в оазисах Средней Азии люди строят, осушают болота, сеют хлопок и страдают от малярии. Пока очаги ее не уничтожены, надо дать человеку лекарство.
Океан, тропический лес, Кордильеры…
Панама, Боливия, Аргентина…
Дикий хлопчатник. Кукуруза. Картофель…
Ночами он пишет друзьям и родным. Его письма — это краткие, но скрупулезные отчеты о том, что собрано, найдено, открыто.
7 ноября 1932 года Вавилов отправляет открытку из отеля «Вашингтон» в Куско (Перу) соратникам по ВИР:
«Да, сегодня день — 15 лет революции. Издали наше дело кажется еще более грандиозным. Привет всем. Будем в растениеводстве продолжать начатую революцию.
Дорогие друзья!
Пишу оптом, ибо на этот раз нет времени для писем, хотя писать можно без конца. До черта тут замечательного и интересного!
Пример — картофель. Все, что мы знали о нем, надо удесятерить…
Все местные классификации основаны на 4 признаках — вкусе, форме клубня, до некоторой степени его цвета и скороспелости.
Изучая поля цветущего картофеля в Перу, убедился, что все так называемые местные сорта еще могут быть разбиты на сотни форм, да каких… Цветки различаются по размерам вдвое, чашелистики в 10 раз, есть с раздельно-спайными лепестками, сколько тут химер, гамма цветов на любом поле от синего темного через весь ряд до белого, да с орнаментом, а листва… А за сим физиология.
Словом, сортов и разновидностей ботанических тут миллионы. Невежество наше и картофель Анд поражающи. …Не тронуты физиология, химия, технология. Но я не сомневаюсь, что если диалектику картофельную тронуть всерьез в Перу и Боливии, то мы переделаем картофель как хотим.
…Оторвался на 3 месяца от всего мира.
Пока идет ничего. Худы дела финансовые. Кроме суточных, сведенных к минимуму, ничего не имею, и покупаю, и посылаю семена за весьма убогий личный бюджет. И боюсь, что на полдороге завоплю гласом великим… Отправил 8 посылок по 5 кило. Не могу не посылать. Но с ужасом помышляю о весе картошки (а надо каждого „сорта“ по 30 клубней минимально) и о стоимости каждой посылки в 7–8 руб. золотом, не считая труда.
Беру все, что можно. Пригодится. Советской стране все нужно. Она должна знать все, чтобы мир и себя на дорогу вывести. Выведем.
Всем поклон.
Привет. Ваш Н. Вавилов».
…Открытка брошена в почтовый ящик. И — снова за образцы. Здешний картофель неплохо должен пойти на Памире. То-то Баранов порадуется!
Монолог автора. Не помню, когда это случилось со мной, но в один прекрасный день я заболел «караванной болезнью». Ее симптомы общеизвестны — «охота к перемене мест», кострофилия (любовь жечь возле дороги костры) и приступы своеобразной ностальгии (неодолимое желание вернуться в края, которые полюбил). Я рвался в каждую командировку, какая бы ни подвернулась — и в самую ближнюю и короткую, скажем, в Саратов, и на Край света (есть такой мыс на Курильских островах).
Однажды я попал на станцию Аша на Урале. Снежная лавина, сорвавшись с горы, выплеснулась на железную дорогу и перекрыла путь из Европы в Азию. Редакции «Советской России» нужен был срочный репортаж об аварийных работах. Несколько часов я суетился с фотоаппаратом и блокнотом возле верхолазов и взрывников. Проявил пленку, отстучал текст и стал устраиваться на ночлег. В какой-то конторе улегся прямо на стол, положив под голову книги и запахнув получше пальто. Обмерзнув на ветру и льдистых взгорках, я долго не мог уснуть. Книги казались жесткими, и я вынул их из-под головы. Одна, сильно потрепанная, никакого отношения к делам конторы не имела. Наверное, ее читал в обеденный перерыв хозяин стола: «Земледельческий Афганистан. Н. И. Вавилов и Д. Д. Букинич».
Я начал читать. И читал до тех пор, пока не пришла уборщица и не попросила меня освободить помещение. «Попытка синтеза сведений об естественно-производительных силах Афганистана под углом зрения натуралиста-агронома…» Вот оно, слово, которое подзабыто, но которое одно так верно и так объемно отвечает на вопрос, кем был Вавилов. Натуралист. Сюда входит все: и ботаника, и география, и генетика, и дарвинизм. (Дарвин тоже, между прочим, называл себя натуралистом.)