Выбрать главу

Человек, профессия которого выводить новые сорта, неизменно обращается к знаменитой вировской коллекции. Разобраться в ней, в ее богатствах, в том, что осталось вне ее полок, но есть на планете, селекционеру еще многие годы будут помогать последние научные труды академика Вавилова.

Кроме них, кроме добрых советов и пожеланий, Николай Иванович оставлял во время своих поездок по нашей земле еще одно наследство — семена. Он вообще любил делать сюрпризы своим сотрудникам. Знаменитые вавиловские посылки со всех концов мира прибывали не только в ВИР. Они разлетались по всей необъятной стране. Но Вавилов любил сам порадовать новинкой и захватывал в командировки образцы заморских диковинок для пробы на нашей земле, для интродукции.

Вавиловский посев взошел для жатвы народной.

На далекой заставе, окруженной со всех сторон глинистой пустыней, я видел деревце, выросшее неподалеку от душевой. Оно источало какой-то диковинный полузнакомый запах. Откуда оно здесь? Старшина, мужчина хозяйственный, как и все сверхсрочники, вспомнил, что как-то ездил в Артек, на опытную станцию, и ему дали на пробу немного семян. Крохотная ложбинка, которую прорыл ручеек, начинавшийся от душевой, раз в неделю становилась влажной. Там и посеяли гранат, лох и — это. Три года растет.

Размяв серо-зеленый листик, я вспомнил — так пахнут листья эвкалипта, которые продаются в аптеках. Хорошее средство от насморка и еще каких-то болезней.

С пограничной заставы я поехал прямо на опытную станцию.

В Кызыл-Атреке работа по освоению новых культур поставлена на широкую ногу, несмотря на неимоверные трудности с водой. Входишь на территорию опытной станции — и словно в иной мир попадаешь. Аллея эльдарской сосны, южной сестры сибирского кедра, обдает вас нежным смолистым духом хвои. Ладаном веет от кипариса. А вот целая гамма запахов — то ли донник цветет, то ли липа, то ли на кондитерской фабрике окна открыли — эвкалипт! Все они пришельцы из-за ближних и дальних морей. Даже финиковая пальма шелестит здесь своими длинными жесткими листьями.

Чему отдать предпочтение?

Австралийскому эвкалипту? За какой-нибудь десяток лет он достиг 20 метров высоты. Плодоносит. Сотрудники станции научились получать сеянцы из семян. Разослать бы их по всему побережью Каспия от Гасан-Кули до Челекена! Первые три года поливать, а потом и сам пойдет, прирастая весной по два сантиметра в день.

Или, может быть, калифорнийской маслине? Худо-бедно полторы-две тонны олив с гектара она уже дает.

А может, гранату? Здесь, где вода для полива бывает только зимой и ранней весной, дехкане ухитряются собирать по пять тонн плодов граната на рядовых участках. Стоит только чуть добавить влаги, и урожай достигнет 12 тонн с гектара!

А воды добавят. В забой над рекой Атрек уже спустились бульдозеры и экскаваторы. Две тысячи гектаров садов, виноградников и огородов будут получать надежное орошение круглый год.

Гранатовые браслеты вокруг жарких городов, оливковые рощи в Крыму и южном Азербайджане, эвкалиптовые леса в западной Туркмении. Не об этом ли мечтал Николай Иванович, когда где-то на Тринидаде зашивал десятитысячный мешочек с семенами, чтобы послать на Родину.

Сейчас, когда вировские семена взошли и дали ростки, проверенные временем и испытаниями, мы по-иному оцениваем вавиловскую мировую коллекцию. Она не пыльный музейный гербарий, а живой организм, составная часть отечественного хозяйства, источник обогащения природы и человека.

За успешное создание и использование мировой коллекции сельскохозяйственных культур и выведение высокопродуктивных отечественных сортов и гибридов зерновых, зернобобовых, овоще-бахчевых и плодово-ягодных культур наградить Всесоюзный научно-исследовательский институт растениеводства им. Н. И. Вавилова Министерства сельского хозяйства СССР орденом Ленина.

(Из Указа Президиума Верховного Совета СССР от 25 мая 1967 года)

Кедры, БГЦ и романтика

Эстафету Вавилова — научную и гражданскую — подхватил Владимир Николаевич Сукачев.

У них было много общего. Беспредельная преданность науке. Любовь к России. Упорство в достижении цели. Мужество и стойкость в отстаивании научной истины. Товарищеское отношение к коллеге, кем бы он ни был, — от лаборанта до академика. Непримиримая ненависть к шарлатанству и лженауке.

И тот и другой были собирателями выдающихся коллективов исследователей. И тот и другой внедряли науку организационно всюду, куда бы их ни забрасывала судьба. В этом сказывалось и понимание практического назначения науки в обществе, и та общественная жилка, которая свойственна русским ученым вообще.