Государство точно должно знать, где и что оно сможет взять — где осину на спички, где березу на дрова, а где сосновую стойку на крепеж. А где лес ни в коем случае нельзя трогать, чтобы не лишиться его полезностей — пушнины, орехов, грибов, родников, липового меда.
В основу практического лесоводства Сукачев предлагает положить учение о растительных сообществах (фитоценозах). Каждый фитоценоз имеет свои типичные черты. Тип леса, например, складывается из двух-трех основных признаков. Входя в лес, специалист сразу обращает на них внимание. Скажем, мы находимся в горах Сихотэ-Алиня. Высота — 600 метров. Главная порода, составляющая здесь лес, корейский кедр. Подлесок состоит в основном из рододендрона амурского. Кедровник рододендроновый — так называется этот тип леса. Специалист делает себе практические выводы: промышленной ценности такой кедровник не имеет — древесина в нем разномерна и разновозрастна, «брать» ее неудобно. Зато велико почвоохранное значение такого леса, защищающего склоны гор от эрозии.
А вот неподалеку рябинолистниковый кедровник. О чем говорит нам этот тип леса? О том, что почвы здесь мощные, что эрозии можно не бояться, что древостой плотный и лесопромышленная ценность его весьма высока.
В начале двадцатых годов, когда Сукачев сформулировал основные принципы лесной типологии, мы, по существу, не знали наших лесов. Хорошо, если десятая часть их была обследована. Нанести на карту все типы леса лесоводы своими силами не могли. Мало установить, какая порода в лесу главная: дуб или кедр. Определить тип подлеска столь же важно, но куда более трудно. Для этого надо отлично знать лесные почвы, надо уметь точно выбрать растение-индикатор, по которому легко определить и характер травянистой растительности в лесу и свойства самих почв. Отсюда необходимость: привлечь к созданию типологии и ботаников, и почвоведов, и других специалистов.
Эту линию — на комплексность исследований — Сукачев проводил в жизнь трояко.
Во-первых, лично изучая тот или иной объект своей науки с позиций ботаники, географии, палеонтологии.
Во-вторых, организационно. Намечая, например, программу работ по лесоустройству, он входит в Петроградское лесное общество с предложением объединить усилия лесоводов и геоботаников. Организуя геоботанические исследования в районе Волховстроя, он собирает в экспедиционной партии ботаников, почвоведов и экономистов.
И в-третьих — педагогически. Эта линия характерна для преподавательской манеры профессора. Стране остро не хватало научных кадров. Единое государственное лесное хозяйство, где создавалось 600 новых лесничеств, требовало тысяч специалистов. Нужда была не только в лесных инженерах и лесоводах. В науке возникали новые идеи и направления, которые подхватить и двинуть вперед должны были люди новых профессий.
Продолжая читать лекции по фитосоциологии в Лесном институте, Сукачев принимает предложение ректора нового Географического института А. Е. Ферсмана вести с осени 1918 года курс географической ботаники. А в Ленинградском университете Сукачев организует кафедру морфологии, систематики растений и дендрологии. Широту своих научных интересов Владимир Николаевич стремился передать ученикам. Одного подталкивал к систематике, другого — к проблемам лесной гидрологии, третьего — к изучению фитоклимата.
Уже через 10–15 лет эта линия оправдала себя: ученики Сукачева, по существу, образовали разносторонний, многогранный научный коллектив, способный комплексно решать сложнейшие задачи практики.
Вокруг молодого профессора собрались в те годы молодые талантливые силы. Луговод Щенников, дендролог Поварницын, ботаник Лавренко — нынешний президент Ботанического общества, географ Сочава, лесоведы Мелехов и Правдин, почвовед Гаель, геоботаник Соколов, болотовед Пьявченко.
Профессор Сукачев требовал от своих последователей не только углубления в науку, воспитывал в них деловитость и практичность.
Он говорил: «Вы должны привести геоботанические исследования в такую форму, чтобы результаты их могли быть легко использованы агрономами и мелиораторами».
Несмотря на свою внешнюю рассудительность и неторопливость, Владимир Николаевич был человек увлекающийся и заражал своей увлеченностью других. В 1923 году он заложил опытную плантацию под Псковом. Задачи исследования поначалу были скромны: найти породу ивы, годную для быстрого разведения в лесных хозяйствах. Ивовый прут имел тогда хороший спрос и за границей, и у наших торговых организаций, применявших ивовые корзины как тару.