Молчаливый молча забрался на козлы, взмахнул кнутом и легко обогнал тощую лошаденку весельчака.
Лейбе это понравилось, и он немного приободрился: «Эх, будь что будет!»
Подъехав к отцовскому дому, который за шесть лет так просел, что окна оказались над самой землей, Лейба, запинаясь, остановил извозчика:
— Здесь, здесь, реб Исроэл! Здесь!.. Остановите!.. Тпру!..
Молчаливый извозчик удивленно обернулся и процедил сквозь зубы:
— Неужто сын Залмана-Эли? Ну, здравствуй, коли так…
Не успел Лейба вылезти из телеги, как из дома выбежала целая ватага ребятишек от шести до девяти лет, потом девушка лет шестнадцати с двумя тонкими черными косичками, а следом — женщина с закатанными рукавами и мокрым веником в руке, и все хором выкрикнули:
— Лейба!
Лейба с перепугу повис на борту телеги — ни туда ни сюда.
— Вылезай уже! — приказал извозчик. — Давай гривенник, и я поехал. Некогда мне тут!
Наконец Лейба выбрался из телеги, достал кошелек и, роясь в нем, случайно выронил трехрублевку.
Все кинулись ее поднимать. Старшая сестра с черными косичками оказалась проворней остальных и, подняв бумажку, не своим голосом крикнула:
— Три рубля!
— Осторожней! — просияла мать. — Отдай ему.
— Не бойся, не съем я ее, — обиделась сестра и протянула бумажку Лейбе.
Смущенный, он спрятал деньги в кошелек и убрал его во внутренний карман.
— Осторожней, сынок, такие деньги все-таки. — Мать с нежностью взяла Лейбу за руку и повела в дом.
Только там она расцеловала сына и даже расплакалась от радости.
— А папа где? — придя в себя, спросил Лейба.
— Сынок, он в деревню поехал. Хотел у мужика свиной щетины купить, может, четвертак заработает. Скоро должен вернуться.
Лейба вздохнул…
Отец вернулся через час. Девятилетний Береле увидел его еще на улице, побежал навстречу и рассказал радостную новость.
Отцовская борода, которую Лейба помнил длинной и черной, совсем поседела, спина ссутулилась, глаза, кажется, стали темнее… Церемонно поздоровавшись с сыном, отец спросил:
— Ну, Лейба, чего добился за шесть лет? Ни разу письмеца не написал… Но это не грех, письма посылать денег стоит. А хоть немного-то денег привез?
— Да какие там деньги? — скептически ответил Лейба и даже слегка вздохнул.
— Как, совсем не привез, ничего? — Отец удивленно и зло уставился на сына.
— Ничего!
— Ничего!!! Да как ты мог?!
Лейба пожал плечами.
— Грех, большой грех! — покачал головой отец.
Немного помолчал и продолжил:
— Но ведь трехрублевка… Надеюсь, на праздник хоть что-то дашь родителям?
— У меня с собой рублей двенадцать, — Лейба сразу раскрыл все карты.
Отец стремительно встал, сделал шаг назад, потом вперед, сгреб в кулак бороду и укоризненно, но мягко заговорил:
— Послушай… Но ведь это деньги… Двенадцать рублей, говоришь? Двенадцать рублей — это деньги… Послушай… Приехал и напугал: ничего не привез… Это грех, но двенадцать рублей… Двенадцать рублей — это деньги… Значит, становишься человеком понемногу…
— Было бы у нас двенадцать рублей две недели назад, мы бы еще три заработали, — вмешалась мать. — Выпал случай у мужика пуд шерсти купить, а не на что. Вот и купил Хаим Зельдес, одним махом три рубля чистой прибыли.
— Шутка ли сказать, двенадцать рублей! — опять воодушевился отец. — У кого есть двенадцать рублей, тот у нас богач… — И, собравшись с духом, будто через силу попросил: — Дашь мне в долг на праздник три рубля…
Мать даже рассердилась:
— Перестань! Он только приехал, а ты уже в долг просишь. У него и нет, наверно…
— Почему же? — возразил отец. — Думаю, есть… Настоящий праздник устроим, мацы купим, наливки… Кварту вина, яиц десяток…
— Дам! — Лейба светился от радости. — Пять рублей дам!
— Что ты, боже упаси, — смутился отец. — Пять рублей не нужно… Трех хватит. Три — это целое состояние! Состояние!
Но Лейба вынул из кармана кошелек, достал пятирублевку и протянул отцу.
— Все-таки пять даешь? — уточнил совсем смущенный отец, не веря своему счастью.
— Да, папа, пять!
— Лейба, ты — человек!
И, держа в руке бумажку, озабоченно спросил:
— Где же мне ее разменять? Разве что у пекаря Мойше, у него должно быть. Он наверняка на муке к Пейсаху рублей двадцать пять заработал.
Спрятал деньги в карман и заявил:
— До праздника еще два дня, завтра в деревню поеду. С пятью рублями уже кое-что можно. Да, сын, пять рублей — это настоящее богатство…
Непонятно как, но за полчаса по местечку разнеслась весть, что Лейба, старший сын Залмана-Эли, тот самый, что совсем сопливым уехал в Варшаву, теперь приехал к бедному отцу на праздник и привез целую кучу денег.