Делая вид, что усердно ищу бинт, я осмотрел небольшую, довольно скудно обставленную двухкомнатную квартиру. В основном я смотрел на фотографии – нет ли среди них какого-либо парня, с которым она могла бы встречаться, но на стене висели только фотографии двух женщин – более молодой и совсем пожилой. Как я потом узнал – это были мать и бабушка Наташи. Отец Наташи умер, когда ей было десять лет, а с отчимом, который появился через два или три года после этого, отношения не сложились и она переехала жить к бабушке. За год до нашей встречи бабушка скончалась и Наташа осталась в квартире одна.
По прошествии 15 минут я снял полотенце с уже начинавшим подтаивать мясом, сел на стул и сказал:
– А теперь давайте наложим бинт, положите ногу на мое колено.
Наташа смущенно улыбнулась, но все же медленно подняла ногу с пола и положила ее на меня. Я сидел не двигаясь, с интересом наблюдая за ней. Так прошло около минуты, тут она не выдержала и сказала:
– Ты почему не перевязываешь ногу? Мне же больно так сидеть.
Я посмотрел на нее с улыбкой и спросил:
– А спать Вы в колготках будите?
Только тут до Наташи дошло, что она как была в колготках, так и осталась в них, что не мешало мне приложить лед, но делало невозможным накладывание тугой повязки. Она снова покраснела как рак, отдернула ногу и заявила:
– Тогда я сама потом завяжу!
– Ну, попробуйте дотянуться до стопы со своим больным коленом.
Наташа взяла бинт, нагнулась и попробовала обернуть его вокруг стопы, но боль была такой, что она тут же со стоном откинулась на диван и чуть не заплакала. Тогда я предложил ей:
– Давайте я уйду на кухню, а Вы спокойно переоденетесь и когда будете готовы, то позовете меня.
Так я и сделал и примерно через пять минут меня позвали в комнату. За это короткое время Наташа успела не только снять колготки, но, стянув юбку и кофточку, переодеться в длинный темно синий халат с яркими красными и белыми розами.
Я сел на стул, Наташа положила мне свою ногу на колено и я сделал ей тугую повязку.
– Ну вот, теперь все будет хорошо, только на пару дней надо дать ноге покой. Я скажу завучу, что два – три дня Вас не будет в школе.
Мы посидели еще минут пять и я стал мысленно собираться на выход, не зная какой придумать предлог чтобы остаться подольше. Вдруг на полочке, где стояло несколько книг, я увидел зелененький четырехтомник Есенина – моего любимого поэта, страсть к стихам которого мне привил дед, работавший старшим мастером на заводе, но собравшим за свою жизнь огромную библиотеку. Я спросил Наташу:
– Вы любите Есенина?
– Да это мой самый любимый поэт!
– Но это и мой любимый поэт, я знаю его почти всего наизусть. Не верите? Давайте поспорим, что я смогу пол часа читать наизусть его стихи ни разу не повторившись.
Наташа заинтересовано посмотрела на меня и спросила:
– На что спорим?
– Если выиграю, то я Вас поцелую, а если нет – выполню Ваше любое желание.
Наташа засмеялась:
– Хитрый ты однако, ладно поцелуешь, но только в щечку, а если проиграешь – сходишь в магазин. Я собиралась после школы за продуктами, но видишь, как получилось, а в доме шаром покати.
Я с радостью согласился, так как совсем недавно выиграл такой же спор у своей двоюродной сестры и бесстыдно забрал у нее два билета на концерт «Городницкого».
– Засекайте время, я начинаю!
И я начал читать своего любимого Есенина, я мог читать его и дольше, так как одно время буквально бредил его стихами, особенно персидским циклом и «Москвой хулиганской». Время прошло незаметно и вот Наташа сказала:
– Все, сдаюсь! Выиграл!
Я подошел к вновь зардевшейся Наташе, нагнулся и осторожно поцеловал ее в щеку, а потом сказал:
– А сейчас я сбегаю в магазин, давайте деньги и список того, что надо купить.
Получив не очень длинный список необходимых продуктов и деньги на их приобретение, я вприпрыжку бросился в магазин, благо он был через дом от нас. Быстро закупив все, что просила Наташа, я в кондитерском отделе купил небольшой тортик весь покрытый толчеными орехами.
И на вопрос:
– А тортик зачем?
Весело ответил:
– А чтобы Вам было не так грустно и горько болеть!
На самом деле у меня был другой расчет, который полностью оправдался.
– Ну тогда давай пить чай, произнесла Наташа, и я конечно сразу же согласился.
Я сходил на кухню, вскипятил чайник, и мы сели пить чай с тортом и баранками, которые нашлись у Наташи в буфете. Во время чаепития мы болтали о разных пустяках и я с каждой минутой все больше убеждался в том, что наши вкусы почти полностью совпадают. И она, и я зачитывались Ремарком, любили джаз и обожали авторскую песню, Кукина и особенно Клячкина, чем я сразу воспользовался, пообещав принести запись его последнего концерта в «Клубе самодеятельной песни». Как-то незаметно в середине разговора мы, вернее я, перешел на «ты» и Наташа молча это приняла.