— Что же будем делать, Аня? — спросил я.
— Надо обязательно показаться кому-нибудь еще.
— К кому бы вы посоветовали мне обратиться? — сказал я в окошечко регистратуры.
Мне назвали имя одного из учеников Филатова, тоже уже известного окулиста.
Несколько дней спустя мы сидели в его приемной, дожидаясь своей очереди. Ждать пришлось долго. Наконец сестра объявила мою фамилию. Мы с Аней вошли в кабинет.
— Здравствуйте, друг мой, — ответил мне рокочущий голос — Садитесь.
Меня подвели к столу. Зашторили окна. В комнате стало темно.
Профессор направил в мое лицо сноп электрического света. Я послушно выполнил все его приказания: смотрел вверх, вниз, направо, налево. Пока он мял глаз, ассистент читал вслух историю моей болезни: травма в пятилетнем возрасте, поврежденный глаз удален слишком поздно.
— Хор-рошо, — сказал профессор.
Потом он пустил в лицо знакомый яркий лучик, стал перемещать его и спрашивать: «Где?» Я указывал пальцем место, где остановился лучик.
— Очень хорошо, мой друг, — заявил профессор. — У вас правильная светопроекция, зрительный нерв функционирует.
Он снова помял глаз и спросил:
— Где вы работаете?
Я сказал. В сердце моем росла надежда.
— Пр-ревосходно, — пророкотал профессор. — Вас можно только поздравить.
И тут я не выдержал. Я почти крикнул:
— Неужели?
— Что? А… нет, нет, я о другом, простите, пожалуйста… Хирургическое вмешательство пока невозможно. Надо укрепить глаз, довести давление до нормы, но в том-то и вся трудность… Испробуем новейшие биостимулирующие средства, в амбулаторном порядке, конечно.
— Значит, надежды нет?
— Почему нет? Наука идет вперед… А в общем, я не стал бы на вашем месте так сокрушаться, коллега. Вы теперь хорошо устроены, достигли известного положения. — В его голосе все еще чувствовалось смущение.
— Спасибо, профессор, — сказал я, вставая. — Спасибо за добрые советы и до свидания.
Как мне ни было тяжело, я не хотел утешений: в этом я остался неизменен.
Перед отъездом мы с Аней разыскали одесскую школу-интернат для слепых детей. В своем последнем письме из Днепропетровска Наташа сообщала, что ее направили сюда на работу преподавателем математики. Мы узнали ее адрес и поехали к ней домой.
Дверь нам открыла какая-то немолодая женщина.
— Мама, кто там? — послышался из комнаты высокий певучий голос. — Это ты, Герман?
— Это я с женой, — сказал я выбегающий в переднюю Наташе. — Здравствуй.
— Алеша… Здравствуй. Здравствуйте. Мама, это тот самый Алеша, друг детства, — произнесла она дрогнувшим голосом. — Познакомьтесь… Здравствуйте, Аня.
Нас пригласили в комнату. Мы сели у большого открытого окна, через которое доносились низкие тягучие гудки морских судов. Наташа стала быстро, не останавливаясь, рассказывать, как ей с мамой удалось обменять свою днепропетровскую квартиру на эту, как трудно было вновь приобрести пианино, а я, слушая ее, курил и думал о школе, о нашем далеком и неповторимом былом.
Скоро пришел друг Наташи Герман. Он держался спокойно, с достоинством. Герман потерял зрение на фронте, но нашел в себе силы закончить консерваторию и сейчас работал концертмейстером в театре оперы и балета. По тому как бережно говорил он с Наташей и как она оживилась с его появлением, я понял, что они дороги друг другу. Мне было от этого радостно и — что таиться? — больно.
Наш вечер закончился импровизированным концертом. Я исполнил кое-что из своих детских и юношеских сочинений, Наташа — она играла это для меня, я знал, — памятную нам обоим «Песню без слов» Чайковского. Потом за инструмент сел Герман.
Он играл темпераментно. Звуки первой части шопеновской фантазии-экспромта, мрачные, порой стремительные, сменились вдруг светлыми и спокойными, потом, взорвавшись, они исчезли в какой-то пучине, и снова наступил мрак, и вдруг опять, поднимаясь из глубины и чуть дрожа, засияла светлая радостная полоска.
Я думал: «Вот так и жизнь. Не только моя, всех: вечная борьба двух начал. Свет вырастает из борьбы, потому что настоящая жизнь — это борьба за светлую, достойную для всех жизнь».
Прозрачный, несколько тревожный звук оборвался. Мы с Аней встали.
Ночью мы были снова в поезде, увозившем нас на Север.
Такой случай
Повесть
Вступление