Только мне в Дубраву не надо — там с позавчерашнего дня укропы; встретил в Славянске знакомцев-беженцев. Мне надо будет иначе…
Чуток газок — сцепление — тормоз, газок — сцепление — тормоз, ползу-переваливаюсь, тащусь не спеша на первой-второй, морщусь от залетающих в окно комаров и ошметьев зелени, дорогу и карту вспоминаю: если свернуть по полям на Озеряновку, а потом в молодых посадках хвойных незадолго до полигона донецкого ВНИИКа взять круто налево, в сторону Чернецкого озера, то как раз и выскочу на трассу на Северск, на мост, на правый берег Северского Донца, который пока еще наш. Вот где бы повернуть, как бы в полях не блудануть…
Выскочил на трассу, чтобы встать в хвост очереди уже на нашем блокпосту. И сразу же попал под подозрение: забрали документы, отогнали машину в сторону, побежали с документами вниз от трассы, в какую-то будку белую, рекламой заляпанную, навроде хлебного ларька, видно, созваниваться-узнавать про меня. Одного бойца с РПК оставили рядом присматривать, сами пока проверяют другие, битком набитые, беженские машинки.
Ладно, курю, осматриваюсь.
Стоит блокпост метрах в ста пятидесяти от моста. Мост внешне неказистый, вроде низкий, весной в полную воду и в лодке весельной пригибаться надо, чтоб под ним пройти. Но широкий, двухполосный, и крепкий, быки толстенные, на моей памяти по нему из гусеничного тяжелого не только тракторы колоннами в обе стороны гоняли.
Трасса сама идет довольно круто под спуск, профиль имеет выгнутый, края резко уходят в кюветы, солидные такие двухметровой глубины дождевальные канавы. И метров за пятьдесят-семьдесят выше блокпоста — крутой поворот. То есть бронетехника, вздумай она примчаться сюда на всех парах, имеет все шансы влететь в нагромождение бетонных фундаментных блоков и ежей, понаделанных из бордюров. Не бог весть что, но без строительных кранов это все не разобрать. Встанут непрошеные гости надолго.
За фундаментными блоками — что-то типа стрелковых ячеек. Только дурь это: по бетону будут бить снарядом, и пойдет он крошками-осколками с другой стороны, которые посекут стрелков не хуже крупного калибра. Но в кюветах вроде бы как случайно и незаметно — то камень, то ящик, то мешок, то земляной холм… на абсолютно равных расстояниях друг от друга. А с боков к кюветам придвинулись кустики — или тут заранее почистили «зеленку» неравномерно — и что-то мне подсказывает: это не случайно. Что ж, неглупо, если так.
Стоит пулеметчик молодой, светловолосый, на две головы выше меня, худющий — мое бедро как его грудная клетка. Форма одежды: тюбетейка татарская, футболка черная с рекламой баскетбольного клуба «Донецкие тигры», штаны-галифе от хэбэ солдатского, а на ногах даже не берцы — тапочки резиновые. Стоит, головой крутит, вроде на меня не смотрит, но глазом косит, я ведь даже если не вижу, все равно чувствую.
Плотный, вальяжный, улыбчивый такой армянин в охотничьем камуфляже и панаме-афганке, скалит зубы, документы проверяет, заигрывает с водилой «Лачетти»-универсала, тоже перевозчицей, если память не изменяет, Маринкой с Мушкетовки. Ничего не скажу, умеет деваха богатеев выбирать, вот и сейчас загружен «Шевроле» под завязку, колесные арки почти до дисков опустились, а на накрышнике — плазма с диагональю метра под три.
Заигрывает армянин, зубоскалит, но кобура с наганом древним расстегнута, и у АКС под мышкой предохранитель сдвинут на одиночные.
И бегает по блокпосту некто маленький, писклявенький, черная кучерявая шевелюра гуроном или чертом, а бородка рыжеватая взъерошенная ежиком вперед торчит, — небось, командир. Рация у него, Kenwood стандартный, на пятнадцать-двадцать километров, такой, как у ментов, пожарных и спасателей; он в рацию фальцетом орет, та ему в ответ хрипло шепелявит…
И вдруг такое зло меня взяло: и весь день непруха, и машина старая, уже сыпется, и родители болеют, и работы нет, и зарплаты нет, запасы прожираем — все, накопленное на новое авто, на домик на даче, на вузы детям… И клиентов несостоявшихся вспомнил, конечно. А тут все бегут, и ты вроде как вместе с ними драпаешь. И ведь обороняемся, держимся, но с каждым днем что-то свое отдаем, отступаем… И вдруг от своих же, и такое недоверие!
Тут наконец появился боец из будки, документы держит в руке, отдать хочет, но не отдает, видно, что-то спросит.