И других врагов им просто не видно.
Страх рождает действие: я как-то по-обезьяньи с толчка четырьмя костями сразу прыгаю животом и мордой вперед, в канаву, в грязь, в лужу. Загребаю ногами и скребу локтями, толкая автоматом снарядный ящик перед собой, буквально вжимаюсь, вползаю в глубь канавы, проползаю метра четыре, выталкиваю ящик на мешок с землей, получаю какую-то призрачную защиту и опору.
Стрелок бэтра перестал лупить по бетонным блокам, довернул и опустил ствол вниз; очередь проходит у меня над головой, выбивает крошево из камня, где я стоял на карачках миг назад, но ниже не опускается, я в мертвой зоне. И тут начинают подниматься передние люки, водительский и командирский — а оттуда меня и обычной стрелковкой достанут!
Страх и ужас переходят в какой-то внутренний, спинномозговой-кишечный вой, и одним движением, памятью Советской Армии, проклюнувшейся через тридцатилетнее забытье, я правой рукой — не модно, зато привычно! — взвожу затвор, досылая патрон, и откидываю приклад АКС, у меня был такой же. И в этот момент сверху, далеко за БТР — взрыв, рванул БРДМ или что там от него осталось.
Первым открылся командирский люк — я вдруг с десяти-двенадцати метров увидел очень ясно красную, яростно что-то орущую рожу с длинными вислыми огненно-рыжими усами; на голове черная бандана с белым черепом и костями, на груди красная футболка с перевернутой пентаграммой, в которую вписаны перевернутые же серп и молот. Он почему-то не стрелял, а пытался выбраться на броню, цепляясь то ремнем, то стволом своего ксюхи-укорота за что-то внутри. Вот эта перевернутая звезда с советской символикой меня взбеленила больше всего, и я с каким-то отчаяньем «ты сейчас, а я потом» дождался, пока голова урода вползла на мушку, вдавил посильнее рамку приклада в плечо и тем же движением — неправильно, но привычно! — нажал на спуск. Одиночный. Ах да, он же у Ары стоял на одиночном… Водительский люк пока открылся не больше чем наполовину, но начали распахиваться боковые, и, испугавшись, что не успею, не видя цели, я положил в глубь водительского два или три раза, положил и перевел прицел налево, на люки между бэтром и трассой.
Справа сверху, из посадки, по бэтру тоже стреляли, я это понял, когда башня повернулась и широкой дугой прошла по зеленке. Сверху прямо передо мной скатилось тело в камуфлевой майке и парадных милицейских брюках, с одним глазом и ухом — полчерепа нету. Скатилось и затряслось от попаданий: в меня тоже стреляли. Из карманов брюк торчали магазины, я вытащил один из заднего, а из ближнего бокового не смог — за что-то зацепилось. И тут же начал бить по частям тел, выглядывавшим в левый профиль из корпуса: если эти выберутся, то корпус им будет достаточной защитой, чтобы сделать много гадостей нам всем.
Затарахтела ЗУшка, но доставала только по башне БТР, спрятавшегося в кювете. Да и доставала так себе, наклон велик, большинство рикошетят. Но, видно, стрелку в башне и от звука мало не показалось. Скорострелка замолчала, кто-то опять попробовал выскочить слева, со стороны командирского люка попытались тело втащить внутрь — тоже хотели выбраться через этот люк? — но тот гад и при жизни цеплялся, и после смерти зацепился за бульдозерный нож плотно. На всякий случай я положил в каждый люк по паре одиночных — и после второго в водительский кто-то там страшно завыл, смертно, на пределе возможностей глотки.
Всё, сдохла ЗУшка, заработала басовитая скорострелка, наверное, бэхи: БМП-то хоть и обездвижен, но вооружен. Кто-то, очевидно, раненый, умудрился забраться под бэтр, и теперь бьет из-под колес круто вверх, по посадке: я вижу его ствол, время от времени руки на цевье автомата, но самого врага скрывают колеса. Пытаюсь отстреливать тех, кто лезет через левый борт, и поймать-уловить его цевье справа. Почему они не пытаются завести БТР? Заглох — это ведь не обязательно поврежден!
Сверху слева всё очень громко — видно, дела худо. И да, накаркал: они завели бэтр и по чуть-чуть сдают назад, а неведомый стрелок был как раз между колес — и поорать долго не успел. Какой-то смельчак за кормой БТР перебежал со стороны посадки на шоссейную сторону кювета, а в посадке никого, кроме наших, нет. Дай бог ему удачи!
Ох, как же неловко — видно, обувь была в грязи — он поскользнулся на плитах кювета, покатился вниз, взмахивая руками… Кто-то высунулся из люка, я нажал на спуск — щелчок! Патроны кончились… Я расстрелял все тридцать?! Подожди, как же тридцать, я, кажется, уже полдня здесь стреляю… — потянул АКС к себе, положил на бок, попытался отщелкнуть магазин — тугой, зараза! — привстал на локтях, чтоб удобнее, — что-то спереди громыхнуло, рвануло! Значит, смельчак успел-таки закинуть в открытый люк гранату!