— Сколько рыцарей Альянса полегло? — спросил командор, не поднимая глаз от бумаг.
— По последним подсчетам, около трёхсот, Ваша светлость, — ответил Курц. — И не меньше восьмисот тяжелораненых. Сегодня мы и в значительной степени они, положили весь цвет их кавалерии.
— Пленили?
— Собираем данные, Ваша светлость… Ну, я думаю, флагов двести забрали… Их рота тоже, к гадалке не ходить, не менее тридцати спеленала.
— Наши потери по рыцарям?
— Сорок шесть рыцарей убито, восемьдесят девять ранено. Пехоты — около тысячи шестисот человек.
— Получается, что они выведены из строя. А если по результатам, то один к шести, — задумчиво произнес командор, словно прикидывая соотношение в уме. — Неплохо. Очень неплохо.
— Так точно!
— И что, эти трое, — командор впервые поднял на нас свой пронзительный взгляд, от которого по спине пробежал холодок, — действительно придумали и осуществили весь этот план самостоятельно?
— Они подготовили поле боя к сражению, такой у них был приказ, — кивнул Курц. — Я лишь выдал им общий приказ занять позицию и удерживать ее. Все остальное — их инициатива.
Я почувствовал, как по спине стекает холодная капля пота. Командор смотрел на нас, как ястреб на полевых мышей, решая, стоит ли тратить силы на охоту.
— Подойдите ближе, — приказал он.
«Хренов питон Каа», — подумал я.
Мы сделали три шага вперёд, стараясь держаться прямо и не выказывать страха, хотя моё сердце колотилось где-то в горле. Я слышал, как тяжело дышит за моей спиной Мейнард, верный признак того, что и он нервничает.
— Ты, — командор указал на меня костлявым пальцем, — Мне кажется, это всё придумал ты?
«Ачивка: тет-а-тет с финальным боссом», — мелькнуло в голове, но я тут же отогнал эту неуместную мысль.
— Мы действовали сообща, Ваша светлость, — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал уверенно. — Каждый внёс свой вклад.
— Не юли, старшина, — в голосе командора прорезалась сталь. — Я слишком стар для дипломатии и лести. Кто придумал основной план?
Я сглотнул.
— Я, Ваша светлость.
Командор молча слушал, постукивая костяшками пальцев по столу. Потом медленно кивнул и перевёл взгляд на нас. Это был взгляд хищника, оценивающего добычу не с голодом, а с холодным расчётом.
— Я успел принять все рапорты и будет наивным считать, что я их не слушал. И полковника Курца, и других командиров. И я видел поле боя своими глазами. Это я перевёл в центр лучников. Вы дали нам путь к победе, сукины дети. Но… — он сделал паузу, и от этого «но» у меня внутри все похолодело, — у победы всегда есть цена. Иногда она оказывается выше, чем мы готовы заплатить.
Он взял со стола свиток с тяжёлой восковой печатью Альянса Солнечный Чектори и развернул его. Бумага была дорогой, герб — надменным. Печать, выполненная из красного воска с вкраплениями золота, изображала восходящее солнце, пронзающее лучами облака — символ Альянса. Даже в этой мелочи чувствовалась их претензия на величие и превосходство.
— Старший Герцог Альянса прислал мне послание. Он готов немедленно заключить мир. Его армия разбита, лучшие рыцари полегли в вашей грязной ловушке. Но он ставит одно условие, — командор поднял на нас свои колючие, всевидящие глаза. — Он требует выдать ему виновных. Тех «подлых обманщиков и негодяев, что при помощи запретной тёмной магии опорочили саму суть рыцарского поединка». Он пишет, что вы нарушили вековой уклад, по которому исход битвы решают благородные рыцари в честном бою, а не простолюдины с лопатами. Он готов обменять мир и прекращение войны на ваши головы.
…
Страх. Липкий, холодный, парализующий страх, который я не испытывал даже в самой гуще боя, сковал меня.
Ситуация слегка попахивала… скажем, керосином.
Я вдруг с ужасающей ясностью осознал, что вся наша доблесть, все наши победы, вся наша жизнь — ничто. Пыль. Игрушка в руках этого старого, умудрённого опытом и движимого своими интересами человека, для которого судьба Ордена несравнимо важнее жизней трёх безродных старшин. Нас просто спишут, как расходный материал, разменяют на выгодный мирный договор.