Я понимал, что это был урок для всех нас, в том числе и для меня. Хочешь выжить, подчиняешься и не отсвечиваешь. Правило номер один, два и три — не злить Грейдена.
А ещё эта ситуация заставила меня начать думать, как бы отсюда свалить.
После показательной порки, которая длилась невыносимо долго, Грейден снова обвёл нас взглядом.
— Ну что, теперь завтрак? Кто-то голоден?
Голодны в толпе были примерно все, но никто не посмел открыть рта.
— Я так и думал! — прорычал он. — Теперь… тренировки. Я сделаю из вас воинов. Или вы сдохните, пытаясь ими стать. Вперёд!
И началось.
Грейден был не просто инструктором, он был машиной. Неутомимой, безжалостной, беспощадной. Он гонял нас с утра и до заката, без перерывов, без поблажек. Если кто-то падал, его поднимали пинками. Если кто-то не мог, его заставляли.
Его методы были… примитивны.
И неэффективны, с моей точки зрения.
Мы бегали кругами по плацу до изнеможения. Таскали тяжёлые камни из одного конца двора в другой. Маршировали, отрабатывая какие-то архаичные построения, которые, как мне казалось, были актуальны при царе Горохе.
Нам выдали деревянные мечи и копья, и заставляли отрабатывать базовые удары, которые, на мой взгляд, были слишком медленными и слишком предсказуемыми. Никаких тебе тактических маневров, никаких фланговых атак, никакого использования ландшафта. Просто тупое, изматывающее повторение одних и тех же движений.
Мой мозг, привыкший к динамичным боям в шутерах и сложным тактическим схемам в стратегиях, перманентно злился и выдавал внутренние комментарии, которые я благоразумно держал при себе.
«Это не тренировка, это имитация трудовой деятельности, — думал я, задыхаясь во время очередного забега. — Где развитие выносливости через специализированные упражнения? Где тренировки на ловкость? Где уклонение от удара врага? Это просто пытка. Они не тренируют нас быть бойцами, они тренируют нас быть выносливыми рабами».
Я вспоминал видеоуроки по физподготовке, армейские нормативы из фильмов, даже собственные попытки похудеть к лету. Везде была система, прогрессия и логика, основанная на современной военной науке.
Здесь же только тупая, уничтожающая тело и волю, монотонная нагрузка.
Но я не жаловался. Я просто делал.
Делал, стиснув зубы, стараясь найти в этом хоть какую-то логику, хоть какую-то пользу. Я сосредоточился на выносливости. На том, чтобы не упасть. На том, чтобы не быть последним. На том, чтобы не привлечь внимание Грейдена.
Я чувствовал, как мои мышцы горят, как лёгкие разрываются, но я продолжал. Я искал, где можно сэкономить энергию, где можно сделать движение чуть более эффективным, где можно подстроиться под ритм, чтобы не выбиваться из сил. Мой аналитический склад ума работал даже в таком режиме, пытаясь найти «баги» в этой системе тренировок.
Мейнард, напротив, был в своей стихии.
Его природная сила и феноменальная реакция сделали его одним из лучших. Он без труда справлялся с физическими нагрузками, его удары были точными, его движения — мощными. Он был идеальным солдатом для этой примитивной системы. Но даже он иногда бросал на меня недоумённые взгляды, когда Грейден заставлял нас делать что-то совсем уж бессмысленное. Он, человек порядка, тоже, наверное, видел, какой херней мы страдаем.
В прошлом инженер по каким-то там пожарным системам, он принимал тот факт, что вступил в армию. Да, не в свой немецкий вермахт, но тоже армию и это сделало его, немца, военным. Немец — это дисциплина. Приказ есть приказ.
Эрик же был воплощением хитрости и ловкости. Он не был самым сильным или самым выносливым, но он был самым хитрым.
Его «особое зрение», о котором говорил шаман, позволяло ему видеть, как течет энергия в теле, как распределяется нагрузка. Он находил самые лёгкие пути, самые экономичные движения и способы профилонить, чтобы поберечь силы.
При этом, казалось, он всегда был на шаг впереди, предвидя, что скажет Грейден, куда он пойдёт, кого будет гонять. Он был как игрок, который уже прошёл этот уровень и теперь знает все ловушки. И проходит уровень на лайте, просто чтобы пройти, без желания чего-то добиться или доказать.
Так проходил этот адский день. Первый день в пехоте Ордена. Кто-то из ветеранов сказал, что если прослужить двадцать пять лет, то можно выйти на орденскую пенсию. А потом этот ветеран смеялся… По его лицу было понятно, что шансом дожить до такой пенсии у нашей роты, каждого из солдат — примерно ноль.
Наш адский день, который обещал превратиться в адский день Сурка, проходил под палящим солнцем и безжалостным взглядом Грейдена.