Начало осени принесло с собой холодные ветра и затяжные дожди. Дни становились короче, ночи — длиннее и промозглее. Мы утеплили казарму, заделав все щели мхом и глиной, заготовили больше дров. Жизнь шла своим чередом, рутинно и предсказуемо, пока однажды в наш лагерь не нагрянул сам сэр Нэйвик.
Давненько мы его не видели.
Он был в ярости. Лицо багровое, как перезрелый помидор, глаза мечут молнии, с губ летит пена. С коня он не слез, а буквально спрыгнул, едва не упав, и, пошатываясь, двинулся к нам. От него за версту несло перегаром и дешёвым вином.
— Кто⁈ — заорал он, едва отдышавшись и тыча пальцем в нашу сторону. — Кто из вас, мерзких подлецов, посмел строчить на меня доносы⁈ Кто написал эту кляузу Канцлеру⁈
Мы выстроили роту. Нэйвик метался перед строем, как тигр в клетке, размахивая руками и изрыгая проклятия и угрозы.
Надо сказать, что мы хотя и обходились со своими подчинёнными гуманно и заботливо, никогда при них не откровенничали и те вообще не понимали о чём идет речь. А из-за примерно нулевого интереса к нашим персонам он ничего не знал не только про роту, но и про нас с парнями.
— Понятно, что вы все неграмотный скот! Кто-то заплатил писарю, чтобы тот написал на меня донос! Я узнаю, кто это сделал! И тогда… тогда вам не позавидуешь! Я вас всех сгною в самой глубокой шахте! Всех повесят за государственную измену! Вы думаете, вы первые такие умные? Предыдущая рота, которая здесь стояла, тоже пыталась качать права, жаловаться! И где они теперь? На очередной войне с орками сгинули, сдохли, сгнили, окочурились, все! Все, до последнего ублюдка! Я к вам всем по-отечески, сил не жалею, казармы для вас построил!
По толпе прошёл ропот. Даже самые тупые понимали, что рыцарь не имеет к казарме никакого отношения, он даже видит её впервые. Но им хватало жизненного опыта держать свои мысли при себе.
— Я вас всех погублю, всех до единого! И вас, капралы-выскочки, — он ткнул своим дрожащим от ярости пальцем в нашу сторону, — В первую очередь! Я отправлю вас туда, откуда не возвращаются!
Его истерика продолжалась минут двадцать.
Солдаты стояли, изображая истуканов, не двигая головами и стараясь не дышать. Мы с Эриком и Мейнардом хранили молчание, изображая на лицах полное недоумение. Было очевидно, что Нэйвик каким-то образом узнал о письме, но кто именно его «сдал» или как оно попало к начальству, он не знал. И это бесило его еще больше.
Наоравшись вдоволь и не добившись от нас признания, Нэйвик плюнул на землю, с трудом вскарабкался на коня и, пообещав вернуться и всех покарать, умчался в Хеорран, заливать горе вином в компании местных распутных вдов и трактирных девок, как доносили слухи от наших «осведомителей» в городе.
— Нервный какой, — прокомментировал Эрик, когда Нэйвик скрылся из виду, оставив после себя только запах перегара и липкое ощущение надвигающейся беды. — Похоже, письмо всё-таки дошло. И ему тоже о нём кто-то сообщил. Вообще-то гномы метили в наёмников, но заодно попали в раскормленную задницу нашего дражайшего командира. Интересно, какая будет реакция у настоящего начальства. Если она вообще будет?
Мы тогда ещё не знали, что реакция последует совсем не та, на которую мы рассчитывали. И совсем не от начальства Ордена.
Этой же ночью все и случилось.
Тревогу поднял один из наших часовых, парень по имени Носатый, которого мы поставили на посту у края леса. Он там сидел на высоких ветках, где мы оборудовали наблюдательную позицию прямо на дереве. Просто небольшая площадка среди ветвей, зато с хорошим видом на лес.
Вышку мы ещё не построили, а оставлять часового на земле, где его могут сожрать волки, желания не было.
Он прибежал, задыхаясь, с выпученными от ужаса глазами. Он заметил какое-то движение в лесу, недалеко от того места, где мы когда-то нашли волчье логово и тайник с золотом Ордерика. А потом… потом из темноты, словно призраки из-под земли, полезли гномы.
Это были не те измождённые рабы, которых мы видели в шахтах и которых подкармливали. Это, мать их, были разгневанные воины. Злость, закованная в металл. В полных, тускло поблескивающих в скудном свете луны доспехах из тёмного металла, с закрытыми шлемами, из-под которых виднелись только суровые бороды, с боевыми топорами и тяжёлыми молотами в руках. Они двигались слаженно, бесшумно, как хорошо отлаженный механизм, занимая позиции в лесу.
Пока было не понятно, что происходит, мы с парнями пошли своими глазами посмотреть, а роте велели подниматься, вооружаться, но только тихо.
Кстати, это «тихо» вполне себя окупило. По всей видимости, гномы не имели точных сведений о местности, а из-за отсутствия истеричного «Рота, подъём!» или даже звуков горна, они нас не услышали.