Первый, дико размахивая коротким мечом, налетел на Мейнарда. Со скрежетом зазвенела сталь. Мейнард, несмотря на тесноту, уверенно блокировал удары и оттолкнул нападавшего.
Второй наёмник попытался протиснуться рядом, но тут же получил стрелу в плечо от Эрика и дико взвыл от боли.
Я не стал дожидаться, пока они опомнятся. Сделав молниеносный выпад, я со всей силы ударил клевцом по ногам первого наёмника, который всё ещё пытался прорваться через защиту Мейнарда. Тот охнул и рухнул на колени. Мейнард тут же закончил дело одним точным ударом меча.
Второй раненый попытался отступить, но Эрик не дал ему уйти, выпустив еще одну верную стрелу, на этот раз в шею. Наёмник гулко упал, роняя оружие.
Все произошло невероятно быстро. Через пару минут оба нападавших были мертвы.
— Чистая работа, — удовлетворенно констатировал Мейнард, вытирая меч о штаны убитого.
— Похоже, это были последние, — сказал Эрик, брезгливо осматривая тела. — Теперь тайник точно наш.
Мы собрали мешки с золотом. Их оказалось даже больше, чем мы смели думать. Видимо, наёмники успели неплохо «поработать» на руднике перед своей бесславной кончиной.
Когда мы уже собирались уходить, я обратил внимание на один из мешков, который лежал чуть в стороне, в самой глубине ниши. Он был из совершенно другой кожи, более тонкой выделки, и перевязан не грубой веревкой, а изящным шёлковым шнурком с какой-то странной резной бусиной на конце.
— Эй, парни, посмотрите-ка сюда, — позвал я. — Это что еще за любопытная диковинка?
Эрик подошел и взял мешок в руки. Он был заметно легче остальных. Англичанин внимательно рассмотрел бусину, потом сам мешок. Его лицо мгновенно стало серьёзным.
— Странно, — пробормотал он. — Я чувствую… что-то. Слабую магическую ауру. Не от золота. От этой бусины. И… кажется, внутри не только песок. Что-то еще.
Он осторожно развязал шнурок и аккуратно заглянул внутрь. Потом вытряхнул содержимое на подстеленный плащ. Вместе с золотым песком на ткань упал небольшой, тускло поблескивающий металлический предмет. Это был амулет. Странной, витиеватой формы, из тёмного, почти чёрного металла, с мутным красным камнем в центре. Камень, казалось, пульсировал едва заметным, болезненным светом, словно внутри него билось крошечное, злое сердце.
— Что это, во имя всех демонов? — Мейнард с явной опаской посмотрел на амулет.
Эрик предельно осторожно взял его в руки.
— Не знаю, — его голос был непривычно напряженным. — Но это… это определенно не просто украшение. Я чувствую от него силу. Очень тёмную силу. И… кажется, я где-то уже видел этот символ…
— В замке Берден Кош, — ответил ему я.
…
Обратный путь в Берден Кош Стойкий, после той незабываемой болотной бани, которую мы устроили гномьим воинам, и неожиданного, хоть и заслуженного, повышения, действительно походил на лёгкую увеселительную прогулку.
Рота, обвешанная трофейным гномьим железом, которое мы спешно, но с энтузиазмом пытались приладить поверх своего, далеко не безупречного казённого снаряжения, выглядела как банда удачливых мародёров, сорвавшая джекпот на ярмарке военных трофеев.
Солдаты, ещё вчера готовые удариться в панику от одного только вида разъярённого, закованного в броню гнома, теперь шагали с видом опытных ветеранов, вернувшихся с победоносной, хоть и короткой, войны. Ну, почти. Эйфория от выживания и неожиданной победы — сильная штука, способная на время заглушить и усталость, и страх, и даже здравый смысл.
По дороге мы сделали небольшой крюк в одно из предгорных селений, заметно крупнее тех, что попадались нам раньше.
Местный рынок тут был побогаче, и мы, скинувшись частью «болотных» трофеев, которые не пошли на улучшение нашей брони и вооружения, разжились новенькими, блестящими сержантскими нашивками. Мелочь, конечно, но, как говорится, сердцу приятно. Да и для поддержания дисциплины в роте штука полезная, одно дело слушать приказы таких же оборванцев, пусть и с капральскими лычками, и совсем другое — подчиняться свежеиспечённым сержантам, чьи нашивки гордо красовались на плечах.
Эрик, не мешкая, тут же занялся тем, что он называл «бухгалтерией». В нашем ротном журнале (замызганной, потрёпанной тетрадке, где кривым, но разборчивым почерком вёлся учёт личного состава, потерь и трофеев) он каллиграфически, не хуже заправского писаря из орденской канцелярии, вывел аккуратные строки о присвоении нам троим сержантских званий. С указанием точной даты, ссылкой на устный приказ рыцаря Пруста Одноглазого и даже какой-то замысловатой закорючкой, которая, по идее, была подписью Пруста.