Он тяжело вздохнул, потирая набрякшие виски, словно пытаясь избавиться от назойливой головной боли.
— Рад бы вас тут оставить, герои вы наши новоявленные, да только к зиме в замке и так мышь на продовольственном складе повесится от голода. Припасов кот наплакал, финансирование из столицы урезали до минимума. Содержать еще сотню голодных ртов… В общем, не до вас сейчас, господа сержанты. Сами понимаете, времена тяжёлые.
«Классика жанра, — с кислой усмешкой подумал я. — Как только ты перестаешь быть пушечным мясом на передовой и становишься потенциальной обузой для тыловых крыс, от тебя стараются как можно быстрее избавиться, отправив куда-нибудь подальше, с глаз долой — из сердца вон, лишь бы не мозолил глаза».
— Поэтому, — Пацци с видимым облегчением извлек из ящика своего массивного дубового стола новую, еще пахнущую свежими чернилами карту Ордена и щёлкнул ногтем по одному из значков, — вот вам новое назначение. Ущелье Двойной Луны, на самой восточной границе владений Ордена. Там, говорят, есть стратегически важный мост через реку Йорат.
— У вас всё стратегические важное? Ущелье, шахта, сортир? — с сарказмом спросил Эрик.
— Нет, но вам достаются именно такие. О чём я? Ага. Мост. Его и будете денно и нощно охранять. Место, по слухам, тихое, спокойное, считайте, что вы на отдыхе.
— Сильно сомневаюсь, — буркнул я.
— Сами увидите. Это место как раз для героев, заслуживших почётный отдых после ратных подвигов.
Я покосился на Мейнарда. Тот, как обычно, был невозмутим, с лицом, непроницаемым, как гранитная скала. Лицо его не выражало никаких эмоций, кроме, может быть, легкой скуки.
— Письменный приказ, господин заместитель коменданта, — ровным, лишенным всякой интонации голосом произнес немец, сверля Пацци своим тяжёлым взглядом. — Со всеми необходимыми реквизитами, подписью и печатью. Чтобы потом не возникло недоразумений.
Пацци скривился, словно сожрал целый лимон, но спорить не стал и молча кивнул.
— Будет тебе приказ, сержант, — миролюбиво ответил Пацци. — Куда ж я от тебя денусь? Как у нас сложилась традиция, большой, чтобы двумя руками держать.
Пока в канцелярии замка готовился наш официальный приказ на новое место службы, мы не сидели сложа руки.
Зима приближалась.
Зима в этих горных краях, судя по рассказам бывалых солдат и местных жителей, была суровой и затяжной, а наше летнее, изрядно поношенное обмундирование явно не предназначалось для серьёзных холодов и пронизывающих ветров.
Старший кастелян замка, толстый, одышливый и вечно потный толстяк с маленькими, бегающими глазками, долго кочевряжился, точно девица на ярмарке невест, ссылаясь на хроническую нехватку всего и вся на складах, но увесистый кожаный мешочек с сестерциями, который Эрик незаметно, но решительно сунул ему в мозолистую руку, возымел почти чудодейственный эффект.
Буквально через час наша рота уже примеряла вполне сносные зимние куртки на толстом меху, тёплые, тройной прошивки штаны и хоть и ношеные, но поразительно крепкие и тёплые кожаные сапоги. Чудеса, да и только. Оказывается, лёгкая коррупционная составляющая способна творить чудеса и без магии.
Заодно, по той же проверенной «золотой» схеме, мы провернули ещё одно небольшое, но важное дельце.
В нашей роте было несколько толковых и надёжных парней, которые неплохо проявили себя в недавних передрягах и заслуживали поощрения. Мы решили повысить троих из них до капралов — Йоргена, нашего незаменимого кузнеца-самоучку, и еще двоих, Носатого и, внезапно, Увальня, который сейчас уже изрядно похудел, но кличку свою сохранил.
Новые капральские нашивки, купленные за сущие гроши на местном рынке, и соответствующая запись в ротном журнале, подкрепленная небольшой, но весомой «благодарностью» словоохотливому писарю из канцелярии Пацци, быстро решили этот вопрос.
Теперь у нас была своя, пускай и маленькая, но вполне дееспособная командная структура, что не могло не радовать.
Перед самым отбытием, когда рота уже строилась на замковом дворе, готовясь к долгому переходу, нам неожиданно встретился Грейден.
Тот самый капрал-инструктор, чьи садистские «тренировки» мы до сих пор вспоминали с неизбывным внутренним содроганием и тяжестью в мышцах. К нашему крайнему удивлению, он не стал орать, сыпать проклятиями или издеваться, как обычно. Наоборот, на его грубом, обветренном и покрытом шрамами лице появилось что-то вроде… уважения? Или это мне просто показалось?