Удивительно, как он вообще дополз сюда.
Он открыл глаза, когда я склонился над ним. В них уже не было той наглой уверенности, что утром. Только боль, всепоглощающий страх и… что-то похожее на раскаяние или, может быть, просто усталость от всего.
— Ты… — прохрипел он, пытаясь приподняться, но тут же застонал и снова упал. — Зачем пришел? Добить? Давай, не тяни…
— Просто проверить, — ответил я, садясь на корточки рядом. Запах крови и смерти был здесь особенно сильным.
— Я… я был неправ, — его голос был слабым, прерывистым, как старая, изношенная пластинка. — Те слова… про жизни… никчёмные… Прости. Мы просто… наёмники. Работа такая. Приказ есть приказ, хоть и от такого дерьма, как наш новый канцлер. Но это… это было слишком. Нам обещали лёгкую прогулку. Золото… много золота. Сказали, вы просто кучка зелёных сопляков, которые разбегутся при первом же крике…
Он закашлялся, изо рта пошла пенистая кровь.
— Я прощаю тебя, Гейст, — сказал я тихо. Не знаю, зачем я это сказал. Может, чтобы он умер спокойно. Может, чтобы самому стало легче отпустить эту тяжесть. — Покойся с миром.
Он слабо улыбнулся, или мне так показалось в неверном свете луны, пробивавшемся сквозь щели в досках. Потом его взгляд затуманился, тело пару раз дёрнулось и обмякло. Все было кончено.
Я сложил его руки на груди и вложил в них меч. Мысль о том, чтобы забрать его оружие я отринул. В тишине, сопровождаемый лишь ветром и острыми крупинками снега, я вернулся в крепость.
Часа через два, показавшихся вечностью, вернулся и Эрик с бойцами, мрачный, как грозовая туча, отряхивая с плаща не только несуществующую пыль, но и тяжесть увиденного.
— Мюнцера и след простыл, — доложил он, стягивая перчатки и бросая их на стол. Голос его был ровным, но я уловил в нем нотки затаённой ярости. — Похоже, ублюдок смылся сразу, как только понял, что его план дал трещину. В его доме — пусто, только следы поспешных сборов, брошенная второпях роскошь, которая теперь казалась дешёвой мишурой. Даже винный погреб не тронул, спешил, гад. Пара его прихвостней не успели — валяются с перерезанными глотками в подворотне. Видимо, кто-то из горожан свёл счеты. Или свои же убрали, как ненужных свидетелей. Но я кое-что предпринял.
Он хитро прищурился, и в его глазах, несмотря на усталость, мелькнул знакомый огонек авантюриста, почуявшего новую возможность.
— Нашёл голубятню. Или, точнее, воронятню. Почтовые вороны, штук пять.
Одна, самая толковая на вид, с умными, немигающими глазами, уже летит с депешей в ближайший форт Ордена. Я там изложил суть дела, без прикрас, но с нужными акцентами. Написал, что отразили вероломное нападение, но крепость почти беззащитна, силы на исходе, и, если эти твари сунутся снова, нам крышка. Пусть поторопятся с подмогой. И с финансированием, кстати, тоже не помешает. Потому что, если вы помните, то эта мэрская падла так и не оплатила нам ни на жалование солдат, ни на прокорм и снаряжение.
Я кивнул. Разумно. Очень разумно. Две такие атаки мы точно не выдержим. Наши силы и так на пределе, люди вымотаны, как ездовые собаки после долгой гонки.
Мы обменялись новостями. Бойцы, которые участвовали в рейде Эрика, измотанные до предела, валились с ног. Солдаты сидели и лежали прямо на холодном камне двора, прислонившись к стенам, многие дремали, уронив головы на грудь, их оружие лежало рядом, но руки все еще судорожно сжимали рукояти.
Мейнард, оглядев это жалкое, душераздирающее зрелище — остатки некогда бравой роты, принял решение.
— Отбой! — его голос, обычно зычный, как труба архангела, прозвучал глухо, но твёрдо. — Всем спать. Караулить будем мы, сержанты. По очереди.
Солдаты не нуждались в повторном приглашении. Они расходились, или, скорее, расползались, как сонные мухи, по углам полуразрушенной казармы, по каким-то чуланам и каморкам, которые еще вчера казались непригодными для жилья, а сегодня — верхом комфорта и безопасности. Через несколько минут в нашей части крепости воцарилась тяжёлая, прерывистая тишина, нарушаемая лишь стонами раненых, которых Эрик успел кое-как перевязать, да храпом измученных воинов.
А мы сидели, молчали, словно сказали все слова на свете и больше слов не существует. Прости сидели и думали, каждый о своём.
Глава 20
Утро приносит похмелье
Утро пришло внезапно, серое, промозглое, пахнущее дымом и какой-то застарелой безнадегой.