Эрик, пользуясь моментом, когда граф немного остыл, встрял:
— Ваша светлость, а что с мэром Мюнцером? Этой продажной шкурой? Его удалось задержать?
Граф скривился, словно откусил лимон или вспомнил о старой зубной боли.
— А, этот… Поймали этого мерзавца, патруль его перехватил в горах, когда он уже почти добрался до границы. Пытался к своим дружкам из Танне удрать, прихватив городскую казну. Жители крепости, кстати, уже дали показания о его измене. Так что участь его решена. Повесят, как собаку. Не отрубят голову, не благородный. Но это после суда, конечно. Формальности должны быть соблюдены, даже для таких, как он.
Пока ждали посла, граф устроил нам троим — мне, Эрику и Мейнарду подробный, почти следственный допрос. Мы снова, уже более обстоятельно, шаг за шагом, рассказали о событиях последних суток. Граф слушал внимательно, не перебивая, иногда задавая короткие, уточняющие вопросы, от которых становилось не по себе. Он был профессионалом, и его интересовали факты, детали, а не наши эмоции или оправдания.
К вечеру, когда солнце уже клонилось к заснеженным вершинам, прибыл и посол от Торговой Республики Танне. Холёный, одетый с иголочки господин с бегающими глазками, слишком вкрадчивым голосом и руками, которые он постоянно потирал, словно смывая с них невидимую грязь.
Граф Длай-Ка-Кобетуш заперся с ним в бывшей резиденции Мюнцера, и всю ночь оттуда доносились их повышенные голоса, перемежаемые стуком кулака по столу и звоном разбитой посуды. Переговоры шли тяжело, и, судя по звукам, обе стороны не стеснялись в выражениях.
Утром, когда измотанный и злой, как сто чертей, граф наконец вышел, он объявил результат: мир заключен. Или, скорее, перемирие.
— Эти торгашеские выродки, — процедил он сквозь зубы, явно всё ещё кипя от злости и недосыпа, — первые два часа пытались доказать, что это мы на них напали, а они, бедные-несчастные, только защищались от произвола Ордена! Но потом, когда я пригрозил им тотальной войной, блокадой всех торговых путей и полным разорением, пошли на попятную. В общем, Республика заплатит Ордену кругленькую сумму золотом за причинённый ущерб, за каждого убитого наёмника, за моральный вред и за сам факт нападения. И клятвенно обещает больше не соваться на нашу территорию. Война закончена. Пока что.
Он устало потер лоб, на котором выступили капельки пота.
— Вас троих, — он обвел нас тяжёлым взглядом, в котором, однако, промелькнуло что-то вроде уважения, — за проявленную доблесть, стойкость и умелое командование в критической ситуации повышаю до старших сержантов. Рота пока остается здесь, под вашим командованием, до прибытия нового отряда. Через пару недель сюда будет переброшен рыцарь Руаббер Второй со своим личным отрядом, он сменит вас на этом посту. Место стало неспокойным, тут должен быть рыцарь, а его личная дружина составит новый гарнизон.
— А кто будет управлять городом, Ваша светлость? — снова встрял Эрик, его глаза блеснули неподдельным интересом. — Мэр-то арестован, а жизнь идёт, налоги собирать надо, порядок поддерживать.
Граф посмотрел на него с каким-то странным выражением, не то насмешливым, не то просто смертельно усталым.
— А Вы и будете, старший сержант Эрик. Раз такой инициативный и хозяйственный. Временно, конечно. До назначения нового мэра Орденом. Считайте это дополнительной нагрузкой за доблесть.
Он то ли пошутил, то ли действительно решил свалить на Эрика эту головную боль. Эрик, однако, не выглядел расстроенным, скорее наоборот, в его глазах заплясали деловитые огоньки. Довольный собой, граф отправился на мост, чтобы проводить посла республики, который, судя по его помятому виду и красным глазам, тоже провел бессонную ночь.
Чуть позже вся наша рота, точнее, то, что от неё осталось, была построена на площади перед мостом.
Со стороны республики подъехало множество телег, на которые понурые крестьяне из Танне, под охраной десятка своих солдат, начали грузить трупы своих соотечественников-наёмников. Мрачная, но необходимая работа.
Граф Длай-Ка-Кобетуш, сменив гнев на милость, или, по крайней мере, на хорошо разыгранную любезность, необыкновенно вежливо прощался с послом, они даже обменялись какими-то формальными подарками — шкатулкой с гербом Ордена и каким-то свёртком из дорогой ткани.
Когда посол и похоронная процессия скрылись из вида за поворотом дороги, граф повернулся к нам.
— Не обольщайтесь этой внешней вежливостью, — сказал он тихо, но так, чтобы слышали только мы трое. — Это политика. Искусство лицемерия и двойных стандартов. В бою я бы прирезал этого скользкого ублюдка без малейшей жалости и с большим удовольствием. А на переговорах приходится улыбаться и пожимать ему руку, обсуждая компенсации. Политика — штука обманчивая и грязная, запомните это, сержанты. Грязнее, чем окопная грязь.