Весна продолжала свое шествие, то радуя тёплыми солнечными днями, то обрушиваясь на землю короткими, но яростными грозами. Ливни хлестали так, что ручьи превращались в ревущие потоки, а дороги — в сплошное месиво. Но работа не останавливалась.
Для выходов за пределы конюшни мы обзавелись десятком комплектов крестьянской одежды и разгуливали в ней.
Я, обследуя территорию вокруг конюшни, наткнулся на заваленный мусором и землёй старый колодец. Собрав нескольких солдат, мы за пару часов расчистили его, и вскоре у нас был собственный источник свежей, холодной воды. Небольшая, но важная деталь для автономного существования.
Вечером, когда основные работы были закончены, Эрик достал из своих запасов небольшой, тускло поблескивающий амулет из тёмного камня, купленный им когда-то на Чёрном рынке за немалые деньги.
Пробормотав несколько слов на неизвестном языке, он активировал его. Амулет едва заметно задрожал и испустил слабую, почти невидимую волну энергии, которая окутала нашу конюшню, словно тончайшим покрывалом.
— Маскировка от магического обнаружения, — пояснил Эрик, пряча амулет. — Не стопроцентная гарантия, конечно, но шансы, что нас заметят раньше времени, значительно уменьшаются.
Теперь мы были здесь, в Хайбарге, в месте, где потенциально грянет буря.
Затаились, как хищники в засаде, и ждали, что принесет нам эта кровавая весна. Ждали, когда высохнет грязь и две армии сойдутся на этих мирных ржаных полях, чтобы решить, кому будет принадлежать эта земля. И какое место в этой бойне будет отведено нам.
Мы сидели на грубо отёсанном бревне у перекрестка двух пыльных, едва просохших дорог. Вернее, сидел я, впитывая редкое тепло весеннего солнца и чувствуя, как оно прогоняет промозглую сырость из костей. Странное ощущение словно тело постепенно оттаивает после долгой зимы, но душа все еще скована ледяным предчувствием беды.
Мейнард, беспокойно бродил, как тигр в клетке, мерил шагами обочину, его тяжёлые сапоги с глухим стуком вминали в землю прошлогоднюю листву. Каждый шаг оставлял чёткий отпечаток. Он ступал крепко и тяжело, — глубокий след человека, привыкшего нести на своих плечах тяжесть не только доспехов, но и ответственности. С каждым проходом его лицо становилось всё мрачнее, желваки на скулах ходили ходуном, выдавая внутреннее напряжение.
Эрик, прислонившись к морщинистому стволу старой ивы, растущей у развилки, лениво точил нож о брусок. Движения его были медитативными и точными, и всем своим видом он изображал полное, почти оскорбительное спокойствие. Только глаза, холодные и цепкие, выдавали, что в голове его крутятся колесики, просчитывая варианты, оценивая риски, взвешивая шансы. Лезвие поблёскивало на солнце при каждом движении, завораживая своим смертоносным сверканием.
Вокруг царила обманчивая идиллия: воздух был густым и сладким, пахнущим талой землёй, молодой клейкой листвой и дымком из печных труб, что лениво вились над крышами домиков Хайбарга.
Где-то вдалеке кричали птицы, возвещая о приходе весны, а ветер доносил запах свежевспаханной земли. После промозглой сырости конюшни, которую мы переоборудовали, приспособили под казарму, сидеть вот так было почти блаженством. Почти. Если бы не давящее, как могильная плита, чувство надвигающейся беды.
— Напомните мне ещё раз, какого чёрта мы тут делаем? — нарушил тишину Мейнард. Его голос, даже вполголоса, был похож на скрип несмазанных ворот. — Мы знаем, что генеральное сражение будет здесь. Мы знаем, что Альянс превосходит Орден в тяжёлой коннице. Мы сидим почти что в эпицентре будущего ада, одев одежду, которая по качеству как мешки из-под картошки, и ждём, когда на нас обрушится вся мощь тринадцати герцогств? Это как ждать артиллерийского удара, зная точные координаты, но не двигаясь с места. Мы точно не конченые идиоты?
Он резко остановился, с силой вонзив каблук в землю. Отколовшийся кусок засохшей грязи отлетел в сторону, как символ его раздражения. Я почувствовал, как его тревога отзывается во мне, заставляя сердце биться чаще. В голове мелькнула мысль: «Ачивка разблокирована: Сидение на пороховой бочке».
Эрик лениво потянулся, как сытый кот, и усмехнулся, не прекращая своего медитативного занятия. Звук стали, скользящей по камню, был единственным резким звуком в этой пасторали.
— Вопрос риторический, мой германский друг. Но если тебе нужен ответ, то он прост. Мы здесь, потому что у каждого из нас своя мотивация, которая, как ни странно, привела нас в одну и ту же точку. Ты, Мейнард, — он перестал точить нож и посмотрел на немца, его глаза были холодны и проницательны, — здесь, потому что ты человек дисциплины и долга, порядка. Для тебя приказ, долг и честь — не пустые слова, даже если ты этого никогда не признаешь. Ты не можешь просто так сидеть сложа руки, когда твои сослуживцы готовятся к гибели, ведомые на убой спесивыми идиотами в сверкающих доспехах. Ты хочешь, чтобы всё было сделано правильно. По-немецки. Ordnung muss sein, даже если вокруг творится форменный апокалипсис.