— Это не игра, это жизнь и я её живу. Она что-то настоящее в моей личной истории, а не игры, не стратегия, — негромко ответил я.
— Сыграть в стратегию? Да кто бы нам дал, вшивым старшинам, повлиять на ход битвы, где сойдутся десятки тысяч человек? — скептически перебил меня Мейнард. — Всем на нас плевать, это явно не наш масштаб.
Он пнул камешек, который отскочил от ствола дерева и скрылся в высокой траве. Звук был резким, нарушающим идиллию момента. Где-то вдалеке испуганно вспорхнула птица.
— Дело не в нашем формальном статусе, это всё ерунда. Главное — это наше желание, — сказал я, наконец отрываясь от созерцания проплывающих облаков. — Сначала. И это важнее всего, наше желание. Из желания формируется цель и задачи, которое мы хотим разрешить. Например, чтобы Орден, который мы не особо-то и любим, все же победил в этом сражении. А дальше… дальше всё просто. Мы умные. Мы можем спрогнозировать модель поведения обеих сторон. Мы знаем, как они воюют.
Я чувствовал, как внутри разгорается знакомый огонь — не азарт игрока, а что-то более глубокое, более важное. Желание защитить своих людей, свою роту, этих крестьян, которые доверились нам. Может быть, это и есть та причина, по которой я здесь. Не ради игры, а ради людей.
— Стенка на стенку они воюют, — буркнул Мейнард. — Благородные рыцари на благородных рыцарей, а за ними пехота, как стадо баранов. Без тактики, без манёвра. Тупая лобовая атака. А дальше всё решает сила, личная выучка и качество снаряжения. Для рыцарей это лучшее в мире развлечение, попробовать себя на прочность и омыть клинок чужой кровью.
Его лицо исказилось от презрения, а в голосе звучала горечь профессионала, вынужденного наблюдать за дилетантами. Я видел, как его пальцы нервно барабанят по рукояти меча — не от страха, а от нетерпения, от желания действовать, а не ждать.
— Вот именно! — подхватил Эрик, пряча нож в ножны. Лезвие скользнуло в ножны с тихим, но весьма зловещим шелестом. — И тут-то нашим доблестным рыцарям и придет крышка. Я прикинул то, что нам наболтал тот трактирщик Мартин. У Альянса рыцарей втрое больше, и броня, за счёт развития ремёсел в городах Альянса, у них более качественная. Брони им хватает не только на рыцарей, но, и чтобы поставить в строй тысячи латников. Зато лучников почти нет, считают это оружием трусов. Классическая ставка на ближний бой, тяжёлый сокрушающий удар.
Солнце на мгновение скрылось за облаком, и по полю пробежала тень, словно предвестник грядущих событий. Я ощутил внезапный холодок, пробежавший по коже — не от ветра, а от мысли о том, что скоро это мирное место превратится в ад.
— А вот в этом, — я обвёл их взглядом, — и кроются наши способы воздействия на ситуацию. В их предсказуемости и наших знаниях. В том, что они будут делать то, чего мы от них ждём.
Мейнард и Эрик одновременно уставились на меня. Я почувствовал, как в воздухе повисло напряжение — не враждебное, но заряженное ожиданием.
— Ростислав, не томи, стратег хренов, — прорычал немец. — Ты уже что-то придумал?
Его голос звучал раздражённо, но в глазах мелькнуло что-то похожее на надежду. Я невольно улыбнулся, чувствуя, как внутри разгорается знакомое чувство — азарт перед важной партией.
— Да, — кивнул я. — Придумал.
Ветер усилился, принося с собой запах свежей зелени и отдалённый звук колокола из деревни. Время словно замерло в ожидании.
…
— Итак, — подытожил Эрик, вставая и отряхивая штаны. Сухая земля осыпалась с его одежды, образуя маленькое облачко пыли у ног. — Три человека с тремя разными причинами оказались в одном месте и в одно время. Ну что, джентльмены, поможем не особо любимому нами Ордену победить? Или хотя бы не проиграть с разгромным счётом.
Мы переглянулись. Ответ был очевиден. Мы были частью этой армии (куда не хотели вступать), и её поражение означало нашу смерть или, в лучшем случае, позорное бегство по фальшивым документам Эрика. Так что, как ни крути, мы болели за Орден.
Следующие дни мы посвятили подготовке.
Пока большие армии только стягивались к границам, а весенняя распутица мешала им начать активные действия, мы методично работали.
Эрик, с его поразительным талантом находить общий язык с кем угодно, уже знал по именам половину жителей Хайбарга. Он договорился с крестьянами, что пока их поля стоят под паром и сельскохозяйственные работы не начались, мы наймём их для «особых земляных работ по приказу командования».
Я наблюдал, как он общался с местными — легко, непринуждённо, словно всю жизнь прожил среди них. Его речь становилась проще, жесты — более открытыми, а в глазах появлялось выражение искреннего интереса. И люди тянулись к нему, доверяли, не подозревая, что за этой маской дружелюбия скрывается холодный расчет. «Мастер социальной инженерии», — подумал я с невольным восхищением.