— Тебе не плевать на орков? — удивился Эйтри.
— Я вижу возможность закончить войну сейчас, — ответил я и снова повернулся к Гхырру. Да, ты уйдёшь не как король. Ты уйдёшь как проигравший. Как изгнанник. С клеймом предателя и труса, который бросил свою армию, чтобы спасти свою паршивую шкуру. Ни один орк больше не пойдёт за тобой. Ты потеряешь всё: власть, славу, уважение. Всё, кроме жизни и своей семьи. Они тоже останутся живы, как ты и просил. Это тоже часть сделки. Это хорошая сделка. Решайся.
Гхырр долго молчал, его тяжёлое, хриплое дыхание было единственным звуком в наступившей тишине. Он смотрел на меня, и я видел, как в его голове идет мучительная борьба. С одной стороны — верная, мучительная смерть от рук гномов, которые уже предвкушали, как будут пытать его, вымещая всю свою ненависть. С другой — жизнь, но поражение. Жизнь в позоре, в забвении, но жизнь. И возможность увидеть своего сына, свою жену.
— Почему? — наконец выдавил он, его голос был едва слышен. — Почему ты это делаешь, человек? Зачем тебе отпускать меня?
— Потому что мёртвый король-мученик, павший от рук врагов, может стать знаменем для новой войны, — объяснил я, глядя ему прямо в глаза. Мой голос был холоден и безжалостен, как сталь гномьего топора. — Его имя будут шептать у костров, его «подвиги» будут воспевать в песнях, и рано или поздно найдется какой-нибудь новый фанатик-орк, который поднимет это знамя и поведёт орков на новую войну. А живой, но проигравший и опозоренный король… — я сделал паузу, давая ему осмыслить мои слова. — … живой и опозоренный король — это гарантия того, что орки не соберутся снова под твоим началом. Это будет вечное напоминание об их поражении в Туманных горах Оша. Мне нужен не твой труп, Гхырр. Мне плевать на тебя и твою семью, но если вы должны жить, чтобы была победа… Мне нужен конец этой войне.
Логика была циничной, но, как мне казалось, безупречной.
Мёртвый враг — это хорошо.
Но живой, дискредитированный враг, который своим существованием подрывает боевой дух своих бывших соратников — это ещё лучше. Это была не жалость. Это был чистый, холодный расчёт. Тактический ход, который, если сработает, мог бы принести гномам гораздо больше пользы, чем самая жестокая казнь.
Гномы вокруг меня, услышав мои слова, буквально взорвались от негодования. Крики ярости, проклятия, угрозы — всё смешалось в один оглушительный рёв. Они не понимали. Они не хотели понимать. Они хотели крови. И я их не винил. Если бы на их месте был я, если бы орки вырезали мою семью, сожгли мой дом… я бы тоже хотел только одного — мести.
Эйтри молчал. Его лицо, чёрное от копоти и запекшейся крови, было похоже на каменную маску. Но я видел, как ходят желваки на его скулах. Он тоже был не в восторге от моей идеи. Но он, в отличие от остальных, кажется, начинал понимать мою логику. Или, по крайней мере, он доверял мне достаточно, чтобы не оспаривать моё решение прямо сейчас.
Гхырр снова погрузился в молчание. Его взгляд блуждал по нашим лицам, по оружию в наших руках, по телам убитых орков, которыми был завален весь зал. Он взвешивал. Жизнь или смерть. Семья или честь. Позор или забвение. Выбор был не из лёгких.
Наконец, он поднял голову. В его глазах не было больше ни ярости, ни страха. Только какая-то глухая, всепоглощающая усталость.
— Я… согласен, — прохрипел он, и его массивные плечи поникли, как будто из него выпустили весь воздух. — Готовьте ваш… договор.
Я кивнул.
— Эйтри, — обратился я к нему. — Нужен кто-то, кто сможет быстро и грамотно составить текст. На условиях, которые я продиктую.
Эйтри мрачно кивнул и отдал команду одному из своих гвардейцев, который, судя по его виду, был не только воином, но и каким-никаким писарем. Вскоре перед Гхырром на импровизированном столе (перевёрнутом орочьем щите) лежал кусок пергамента и вполне годные перо и чернильница.
Полное и безоговорочное признание власти гномов над всеми Туманными горами Оша.
Немедленное освобождение всех пленных гномов, включая женщин и детей, если таковые ещё остались в орочьих лагерях.
И самое главное — обязательство Гхырра и всех его подданных немедленно покинуть пределы Туманных гор Оша.
Фактически, это была полная и безоговорочная капитуляция. Сделка включала клятву перед богами и если он нарушит её, то он и его семья умрут. Такие вот гарантии в мире Гинн.
Гхырр слушал молча, его лицо было непроницаемо. Когда я закончил, он взял палочку и неуклюже, но твёрдо вывел на пергаменте какой-то орочий вензель, видимо, свою подпись.