Но в их движениях, в их взглядах чувствовалась несгибаемая, упрямая решимость.
Война требовала все новых и новых жертв, и они, как могли, пытались обеспечить этот нескончаемый поток «живой силы» на алтарь победы. Или, что более вероятно, на алтарь отсрочки неминуемого поражения.
Воррин провёл меня через всю эту суматоху к большому, грубо натянутому шатру, над входом в который развевался потрепанный, но гордый стяг с изображением скрещенных молота и кирки — символ гномьих шахтёров и воинов. У входа стояли два дюжих гнома-стражника в тяжёлых доспехах, которые, увидев Воррина и мой знак, молча расступились, пропуская нас внутрь.
Внутри шатра, за простым деревянным столом, заваленным картами, свитками и какими-то списками, сидел гном.
Он был невысок даже по гномьим меркам, но широк в плечах и с выдающимся животом, что делало его широким в обхвате, как старый дуб.
Его длинная, до пояса, седая борода была аккуратно заплетена в одну толстую косу и перехвачена несколькими серебряными кольцами. Лицо, изборождённое глубокими морщинами, хранило следы многих битв и бессонных ночей.
Но глаза… глаза у него были острые, внимательные и живые. Это был Балин Длиннобород, ветеран многих войн и, как пояснил Воррин, нынешний глава вербовочного пункта Узина.
— Балин, друг мой, — пробасил Воррин, подходя к столу. — Я пришёл поздороваться с тобой и познакомить с легендарным человеком. Его зовут Рос. И он… чтобы сразу стало понятно, не наёмник.
Балин медленно поднял голову, и его взгляд, тяжёлый и изучающий, остановился на мне. Я почувствовал себя как под рентгеном. Он окинул меня с ног до головы, задержавшись на моем доспехе и знаке «Гве-дхай-бригитт» на наплечнике. В его глазах мелькнуло сначала удивление, а затем неподдельный, живой интерес.
— «Гве-дхай-бригитт»… — пророкотал он, и его голос, хоть и тихий, был полон какой-то глубинной силы. — Я встречал такое всего пару раз за жизнь. Что привело тебя в наши края, Рос, Друг-Лучше-Гномов? И к чему слова Воррина про наёмника, не наёмника?
Воррин, не дожидаясь моего ответа, коротко, но красочно пересказал Балину историю о нападении разбойников на караван и о том, как я, «скромный путник», в одиночку перебил большую часть бандитов и спас не только их гномьи шкуры, но и весь караван. Балин слушал внимательно, не перебивая, лишь изредка кивая и поглаживая свою бороду. Когда Воррин закончил, Балин снова посмотрел на меня, и в его взгляде уже не было прежней усталости, а появился какой-то новый, цепкий интерес.
— Таких, как ты, нам сейчас очень не хватает, человек, — сказал Балин, и в его голосе прозвучала неподдельная горечь. — Людей, желающих сражаться, приходит много. Но толку от большинства из них, к сожалению, мало. Они отважны, не спорю, но не обучены, не дисциплинированы. А орки… орки — это не просто бандиты с большой дороги, которые разбегутся после первой же серьёзной стычки. Они хитры, жестоки, и их много. Очень много. Они, как саранча, лезут из своих нор, и кажется, что им нет конца.
Он устало потёр переносицу.
— Мы теряем бойцов, Рос. Отправляем их нашему старому королю, а обратно получаем только списки потерь, в которые в конечном итоге, — он понизил голос, чтобы нас не слышали присутствующие, — попадают все люди и гномы, которых мы тут комплектуем! Это что, вороны-трупоеды, кузнечная печь, что ли? Чтобы кидать туда воинов, как уголь и руду? Воловье дерьмо это, а не ситуация и я в ней ещё и главный вербовщик по Узину.
Из его слова я понял, что вербовка производится много где, но комментировать это не стал.
Картина вырисовывалась безрадостная.
— Уважаемый Балин! Что Вы знаете о тактике орков? — спросил я прямо. — Как они воюют? Какое у них вооружение, доспехи, типы войска, сильные и слабые стороны? И что насчёт вашей армии? В чём ваши преимущества, а где вы уязвимы?
Балин нахмурился, словно мои вопросы застали его врасплох или показались неуместными.
— Орки — дикари, — ответил он после недолгого молчания, и в его голосе прозвучало плохо скрываемое презрение. — Они прут напролом, как стадо бешеных быков, не жалея ни себя, ни других. Их оружие — грубые топоры, дубины, иногда ржавые мечи, или затупленное оружие, подобранное с наших павших воинов. Их сила — в численности и дикой ярости. А мы… мы, гномы, всегда славились своим оружием, своими доспехами, своей стойкостью в бою. Мы стоим насмерть, защищая свои дома и шахты. Наши крепости неприступны, наши воины — лучшие в мире!