Я снова повернулся к Гррхашу, который смотрел на меня с не меньшим удивлением, чем гномы.
— Ты свободен, Гррхаш, — сказал я и развязал его руки и ноги. — Беги. И передай своему вождю, что сэр Рос Голицын идёт за ним.
Орк, не веря своим ушам, смотрел то на меня, то на разъярённых гномов, которые, казалось, вот-вот бросятся на него, несмотря на мои слова. Затем, поняв, что это не шутка и не какой-то изощрённый способ поиздеваться над ним перед смертью, он медленно поднялся на ноги. Мгновение он ещё колебался, словно ожидая подвоха, а потом, с диким, нечленораздельным воплем бросился к выходу из башни и исчез в снежной мгле.
— За ним! — коротко приказал я Зобгину и Брору. — Пошли за ним, но не чтобы схватить, а посмотрим, куда он побежит. Это план такой, называется «Дочь турецкого паши». И проверим тот ход, о котором он говорил. Если он существует — завалим, чтобы ни одна тварь оттуда не вылезла.
Гномы, хоть и были явно недовольны моим решением отпустить орка, не посмели ослушаться. Они молча кивнули и, схватив своё оружие, бросились вслед за Гррхашем.
Поступок, конечно, спорный. С точки зрения военной прагматики — глупость несусветная. Но что-то внутри меня говорило, что я поступил правильно. Может, это была та самая «честь», о которой так любят говорить в книжках. А может, просто не хотелось уподобляться тем, с кем я сражался. Да и, честно говоря, был в этом и холодный расчёт. Пусть орки знают, что не все люди — лживые ублюдки. Пусть у них появится хоть капля сомнения. Иногда слухи и недоверие могут нанести больше вреда, чем прямой удар.
Через час гномы, мастера камня, убедились, что вход был и завалили его.
— Хорошая работа, — кивнул я. — Теперь у нас есть немного больше времени.
Гномы молча шли обратно, но я видел, что мой поступок произвёл на них впечатление. Неоднозначное, конечно, но всё же. В их взглядах читалось удивление, смешанное с каким-то новым, ещё не оформившимся уважением. Кажется, я снова заработал пару очков в их глазах. Или, наоборот, потерял, как знать этих бородачей?
Рассвет пришёл медленно, неохотно, пробиваясь сквозь редеющую снежную пелену. Буран начал стихать, ветер уже не выл так яростно, а лишь недовольно посвистывал в щелях башни. Сквозь проломы в крыше начало просачиваться тусклое, серое утреннее небо.
Именно в этот момент, когда казалось, что худшее позади, и у нас появилась хоть какая-то надежда, один из гномов, дежуривших у ложа короля Хальдора, тревожно позвал Воррина.
— Королю… ему хуже, — сказал он тихо, и в его голосе слышался страх.
Мы все собрались вокруг умирающего правителя. Хальдор лежал на импровизированном ложе из старых плащей, его лицо было пепельно-серым, дыхание — прерывистым и слабым. Рана на плече, полученная ещё в подземной засаде, уже не кровоточила, но, вероятно, потому что он потерял большую часть крови. Было очевидно, что старый король угасает.
Воррин опустился на колени рядом с ним, взял его за руку. Рядом, с каменным лицом, стоял принц Фольктрим, сын Хальдора. Взрослый гном, в отличие от своего отца, был немногословен, всегда держался в тени, но в его глазах читались ум и твёрдость.
«Молчаливый принц», как его называли за глаза.
Хальдор на несколько мгновений пришёл в сознание. Его мутные глаза обвели собравшихся, остановились на сыне, потом на мне. Губы его дрогнули.
— Сражайтесь… — прошептал он, и его голос был едва слышен. — Не отдавайте… наши горы… оркам… Фольктрим… сын мой… будь… достоин…
Его взгляд снова метнулся ко мне.
— Человек… Помоги… моему сыну…
Это были его последние слова. Голова короля бессильно откинулась набок, из груди вырвался последний, судорожный вздох, и он затих.
В башне воцарилось тяжёлое, гнетущее молчание. Даже ветер, казалось, затих, отдавая дань уважения ушедшему правителю.
Воррин бережно закрыл Хальдору глаза.
— Король умер, — глухо произнес он. — Да здравствует король!
Он повернулся к Фольктриму и, преклонив одно колено, склонил голову. Остальные гномы, как один, последовали его примеру.
Фольктрим Молчаливый стоял неподвижно, глядя на тело своего отца. На его лице не дрогнул ни один мускул. Лишь в глубине глаз на мгновение мелькнула какая-то тень — то ли скорбь, то ли тяжесть внезапно свалившейся на него ответственности. Затем он медленно поднял руку.
— Мы отомстим за него, — сказал он твёрдо, и его голос, хоть и негромкий, прозвучал на удивление властно. — Мы вернём наши горы. И орки заплатят за всё.
Он посмотрел на меня.
— Рос, — сказал он, и в его голосе не было ни отцовского высокомерия, ни пренебрежения. — Мой отец просил тебя помочь. Твои советы помогли спастись в залах вчера. Твоя мудрость и отвага нужны нам сейчас, как никогда.