Ощущение, что раз за его спиной толпа, придала тощему излишнего оптимизма, и он нагло ломанулся вперёд. А я выверенным движением (всё же древковый клевец был моим основным оружием на протяжении полугода весьма кровавой службы в Ордене) ударил его сверху.
Древко было достаточно длинным, чтобы достать его даже по ту сторону телеги, но я дождался, когда он был максимально уязвим, заняв руки своим карабканьем.
Хэдшот, один удар и привет семье.
Его товарищи не замерли и не остановились, не попытались думать и что-то предпринять, например, оставить парочку разбойников сторожить нас и произвести грабёж среди остальных, менее охраняемых повозок. Азарт боя, жажда наживы и уверенность в собственном численном превосходстве взяли верх.
Они снова полезли, теперь уже по трое одновременно, пытаясь прорваться через тот же проход, толкая друг друга и рыча, как голодные обезумевшие псы. Они явно не могли достать нас стрелами из-за щитов гномов, а их короткие мечи и топоры были бесполезны, пока они карабкались через высокое колесо и борт телеги, подставляя под удар незащищённые головы и торсы.
Я работал методично, технично и зло, без суеты, как на тренировках, на которые выходил под понукания Мейнарда.
Подпустить, рассчитать удар, вложить силу плеча и корпуса. Клевец — страшная штука против легкобронированных или вовсе лишённых доспехов целей.
Еще один разбойник получил смертельный удар колющей частью оружия в незащищённую шею, и его голова мотнулась под неестественным углом, и он замер.
Я старался не фокусироваться на том, что убил человека. На войне этого термина вообще избегают. Я просто делаю свою работу.
Второго срубил в резком выпаде молодой гном. Третий, увидев участь своих подельников, попытался отскочить, его глаза расширились от ужаса, но было поздно, тупая часть клевца опустилась ему на шлем, смяв его как кастрюлю.
Гномы, видя, что их фланги надежно прикрыты, а «этот странный длинноногий человек с молотком», как они, вероятно, меня про себя называли, вполне эффективно выкашивает врагов по центру, довольно загомонили.
Враги между тем пёрли беспрерывно. Воррин, крякнув от натуги, коротким, но невероятно мощным рывком дёрнул на себя какого-то придурка, который попытался достать его копьём.
Враг упал вперёд, на телегу, а я немедленно оприходовал его клевцом.
Брок Молчун, не издавая ни звука, лишь плотнее сжимал щит, который под ударами вражеского оружия издавал глухой, угрожающий гул, и умело отбивал редкие удары, которые всё же долетали до него и только чего-то ворчал, ожидая, когда противник подберётся к нему достаточно близко для того, чтобы оказаться в зоне его поражения.
«Ну что, — подумал я, двумя скупыми ударами отправляя в местный ад ещё двоих разбойников, — с этими бородатыми крепышами можно и кашу сварить, и в разведку идти. Не паникуют, делают свое дело. Ценные союзники, хоть и временные. Если выживем, пообщаемся».
За каких-то пару минут мы положили девять воинов противника.
И вот это уже явно охладило пыл нападавших. Те трое, которые остались живы, перетаптывались в отдалении, теперь их поддерживающие и возбуждённые вопли сменились растерянным переругиванием и нерешительным топтанием на месте.
Вожак, рыжий урод, орал на своих, размахивая тесаком и пытаясь заставить их снова идти в атаку, но его слова уже не имели прежнего эффекта.
Вид горы трупов, валяющихся у нашей импровизированной крепости, и яростное, слаженное сопротивление всего троих защитников действовали отрезвляюще. Даже самые отмороженные начинали понимать, что лёгкой прогулки не получилось.
«Момент истины, — понял я, чувствуя, как по спине струится холодный пот, смешиваясь с дорожной пылью. — Сейчас или никогда. Либо мы их дожмём, пока они в замешательстве, либо они сменят тактику и перебьют нас». Адреналин всё ещё бурлил в крови, придавая движениям резкость, а мыслям — кристальную ясность. Риск был велик, но и награда — жизнь, того стоила.
Я понимал, что теперь они могут сменить тактику, всё же у них были длинные бандитские луки и если долго и упорно расстреливать нас, то наша баррикада станет братской могилой.
Однако в короткий момент они лишились не только численного преимущества, но и боевого задора.
— Давите их! — заорал я, сам удивляясь силе собственного голоса, который прорезал шум боя. — Добиваем, не дайте опомниться! В атаку!
И, не дожидаясь реакции гномов, я, используя тупой конец своего клевца как просто посох, опору, птичкой перемахнул через телегу, тяжело приземлившись прямо перед опешившими бандитами.