Увидев толпу, превосходящую их числом в пять раз, они не стали даже пытаться оценить угрозу. С воплем «Засада!» шестеро «храбрецов» развернули своих коней и, пришпоривая их, бросились наутёк в обратном направлении, едва не сбив повозку Лианы.
Их трусость была настолько предсказуемой и шаблонной, что я даже не испытал раздражения, просто констатировал факт.
Алано и Лиана побледнели, но остались на месте. Им-то было жалко бросать свой товар, а вот их наёмные работники действовали по-разному. Кто-то остался, но прятался под телегу, кто-то и сбежал.
Однако в целом южная кровь давала о себе знать, они были напуганы, но не собирались бросать свой товар и бежать.
Толпа «разбойников», видя, что охрана разбежалась, немного осмелела и медленно двинулась к нам. Их предводитель, здоровенный мужик с испитым лицом и дубиной в руках, вышел вперёд.
— С-с-стойте! — крикнул он, стараясь, чтобы его голос звучал грозно. — Отдавайте все, что у вас есть, и, быть может, мы вас не тронем!
Я и Рэд спокойно сидели в седлах, даже не вынимая оружия.
— Что делать будем, стратег? — с усмешкой спросил Рэд.
— Урок вежливости преподадим, — ответил я. — Только без членовредительства. Это было бы лишним.
Мы спешились одновременно.
Рэд широким, уверенным шагом пошел навстречу главарю. Тот, видя приближающегося к нему широкоплечего, спокойного, как скала, здоровяка, растерял всю свою напускную храбрость. Он замахнулся дубиной, но Рэд легко уклонился и нанес короткий, точный удар кулаком ему в челюсть. Главарь молча рухнул в дорожную грязь.
В этот же момент я занялся остальными, кто был поближе. Четверо крестьян бросились на меня, размахивая своими вилами и топорами. Я двигался быстро и поскольку понимал, что пользоваться им они не умеют, то свой меч из сумки не достал.
Одному подсёк ноги, выбив из рук топор. Второму вывернул запястье, заставив выронить вилы. Третьего просто пнул в грудь, и он, споткнувшись, повалился на четвертого. Никакой жестокости. Чистая техника. Быстро, эффективно и почти без шума.
Остальные крестьяне, увидев, как их предводитель лежит без сознания, а самая активная группа нейтрализована за несколько секунд двумя незнакомцами, замерли в нерешительности. А потом, подчиняясь стадному инстинкту, развернулись и бросились обратно в лес, оставляя на дороге своих поверженных товарищей.
Весь «бой» занял меньше минуты.
Алано и Лиана смотрели на нас с открытыми ртами. Они ожидали чего угодно — драки, крови, смерти. Но не такой быстрой, будничной и сравнительно бескровной расправы.
Я подошёл к одному из крестьян, которого сбил с ног, и помог ему подняться. Тот смотрел на меня с ужасом, ожидая удара.
— Успокойся, — сказал я. — Мы не стражники. Мы просто хотим поговорить.
Рэд тем временем привёл в чувство их главаря, полив ему на лицо водичкой из фляги.
Мы оттащили главаря «разбойников» и четверых его самых смелых подельников к обочине, подальше от ушей караванщиков. Рэд сел на поваленное дерево, скрестив на груди мощные руки, и одним своим видом внушал пленникам священный трепет. Я же взял на себя роль «доброго следователя».
Главарь, придя в себя, оказался не грозным атаманом, а обычным мужиком лет сорока, отчаявшимся и сломленным. Звали его Брон. Когда он понял, что мы не собираемся его убивать или сдавать страже, его прорвало.
Вся эта ситуация была лучше любого шпионажа. Я воочию увидел, до какого состояния король Коннэбль довел свой народ, потому что этот сброд был не разбойниками, а натуральными крестьянами.
Люди, которые должны были пахать землю, были вынуждены выходить на большую дорогу с вилами, чтобы как-то прокормить свои семьи. Это была не просто «революционная ситуация». В обществе назрели мощные социальные проблемы и появись тут свой Ленин, то хватило бы одной искры и броневика.
Атаман говорил, и это был не просто рассказ, а крик души. Он рыдал, не стесняясь своих слёз, размазывая по лицу грязь и сопли. Рассказывал о новых налогах, которые ввёл король Коннэбль. Налог на дым, на каждый новый очаг. Налог на скот. Налог на урожай. Сборщики налогов, сопровождаемые королевской стражей, выгребали из деревень всё до последнего зёрнышка. Они забирали скот, инструменты, отбирали у женщин последние украшения. Тех, кто пытался сопротивляться, избивали до полусмерти или уводили в столицу, и больше их никто не видел.
— У нас дети голодают, господин, — всхлипывал Брон. — Мы едим коренья и лебеду. Выйти на дорогу с вилами — это был наш последний шанс. Мы не хотели никого убивать. Думали, напугаем, заберем ценности, продадим и тем проживём сезон.