Он судорожно закивал, не в силах вымолвить ни слова, лишь издавая какие-то булькающие звуки.
— Свободен. Беги, — закончил я. — И теперь почаще оглядывайся.
Он не заставил себя упрашивать. Рэд отступил на шаг, и вор, сорвавшись с места, бросился бежать, спотыкаясь и оглядываясь. Через мгновение его фигура растворилась в ночном мраке.
— Думаешь, сработает? — спросил Рэд, вытирая руки о штаны.
— Нет, они в своём городе и их так просто не напугать, — ответил я, отряхивая руки. — Но тонкий намёк они получили. Угрозу. Желательно пригасить их активность. Мы не можем позволить себе иметь в тылу неконтролируемую третью силу. Гильдия воров, тайная стража, городская стража… Слишком много переменных. Сейчас мы одну из них на время нейтрализовали, заставив осмысливать произошедшее, не пролив лишней крови. По крайней мере, на какое-то время они затаятся.
Квест завершён. Получено: информация. Бонус: репутация у фракции «Воры Лемеза».
Теперь, когда мы обезопасили свой тыл от мелких хищников, нужно было решить следующую задачу. Нам нужно было безопасное убежище. Надёжная база прямо в сердце вражеской столицы. И я пока не знал, где её найти.
Прямо сейчас нам нужен был ночлег. Ночевать на улице или в дешёвом клоповнике было не вариантом. Нам нужно было место, где мы могли бы спокойно отдохнуть, спланировать дальнейшие действия и где нас не нашла бы стража. Место, защищённое не только стенами, но и репутацией. И у меня был козырь, который я приберёг именно для такого случая.
— Идем, — сказал я Рэду. — Я знаю одно место, где нас примут как родных.
Глава 8
Гномы и древние камни
Мы поймали редкого ночного прохожего, какого-то подвыпившего ремесленника, спешившего домой, и спросили дорогу в гномий квартал. Он удивлённо посмотрел на нас, но махнул рукой в нужную сторону, пробормотав, что честным людям ночью там делать нечего.
Он был прав. В таком криминальном месте и городе гномы не могли испытывать симпатии к не-гномам.
Гномий квартал разительно отличался от остального города. Это был практически город в городе. Узкие улочки здесь были вымощены идеально подогнанными каменными плитами. Дома были невысокими, но крепкими, построенными из тёмного камня, многие из них уходили на несколько этажей под землю. В воздухе витал характерный, ни с чем не сравнимый запах угля, раскалённого металла и какой-то кислой капусты. Даже ночью из-за закрытых ставен некоторых домов доносился стук молота. Кто-то из гномов не спал, работая круглосуточно. Хотя, возможно, это посменная работа, чего оборудованию простаивать?
Квартал жил своей, обособленной жизнью. Здесь не было видно патрулей городской стражи. Гномы сами поддерживали порядок на своей территории, и делали это, судя по всему, весьма эффективно.
Мы подошли к первому же дому, из-под двери которого пробивался свет. Я уверенно постучал костяшками пальцев. Через некоторое время массивная, окованная железом дверь приоткрылась, и в щели показалось суровое бородатое лицо. Гном держал в одной руке фонарь, а в другой короткий, тяжёлый топор, который он держал так непринужденно, будто это была обычная трость.
— Чего надо, люди? — пророкотал он крайне недружелюбно, его голос был глубок, как гул в шахте. — Вам тут не рады. Гномы не принимают гостей. Если нужен товар, то приходите утром. А лучше вообще не приходите.
Его отношение было понятным. В этом городе, полном страха и недоверия, гномы держались особняком и не жаловали чужаков, особенно людей, особенно по ночам. Любой человек у их порога в такой час был либо проблемой, либо предвестником проблемы.
Но я был готов к такому приёму.
Я не стал спорить или уговаривать. Вместо этого я сделал шаг вперёд, становясь точно под луч света от его фонаря. Я молча распахнул плащ и задрал рукав своей куртки, обнажая левое плечо, на котором заботливой рукой старого татуировщика из клана Железного Молота был выбит сложный и непонятный для чужаков знак клана — «Гве-дхай-бригитт».
Выражение лица гнома изменилось с калейдоскопической быстротой.
Недружелюбная суровость сменилась крайним изумлением. Изумление — недоверием. А затем, когда он поднес фонарь ближе и разглядел каждый завиток священного для его народа символа, его лицо залила волна глубочайшего, почти мистического уважения.